— Да, ваше высочество, — почти задыхаясь, ответила она.

— Давай же, приступай к еде. Ты конечно же голодна. Перестань пялиться в пространство и ешь! — Голос его смягчился. — Сегодня был твой первый рабочий день, и подозреваю, что он выдался весьма насыщенным.

— Но мужчина должен поесть до того, как к еде приступит женщина, — возразила она, вспоминая своего отца.

Калик нахмурился. «Вот оно, — подумал он, — это и есть знак неравенства между нами». Раньше принц об этом даже не задумывался. И только сейчас ему пришло в голову, что его покойная мачеха Энья, в общем то, поступила правильно, начав уравнивать права женщин и мужчин в Калисте.

— Ешь, — негромко повторил он. — Это тебе приказываю я, твой принц.

На это уже ничего нельзя было возразить. Элени подцепила кусочек рыбы, предварительно обмакнув его в соус, и принялась за еду. Скоро ее неловкость пропала, так как день, сопряженный с физическим трудом, дал о себе знать, а ее аппетит возрастал по мере того, как она пробовала все новые и новые блюда.

— Вкусно? — спустя несколько минут почти небрежно спросил Калик.

— Очень, — искренне ответила Элени. Калик кивнул и продолжал молча смотреть на то, как ест Элени. При этом он не мог не отметить, что присущее ей изящество никуда не пропало.

Но он взял Элени к себе не ради того, чтобы восхищаться ее изяществом. Он взял ее ради того, чтобы она лично ухаживала за Набатом. И если бы принц убедился, что она справляется с работой не хуже конюхов мужчин, ее можно было бы оставить насовсем. Но теперь Калик понял, что желает эту женщину. Как, например, прямо сейчас…

Калик все таки не стал спешить. Он дождался, пока Элени не утолила свой голод, а слуги не убрали все со стола, а затем отослал всех из своих покоев, включая телохранителей.

— Ну что ж, — сказал он, когда они остались наедине, и замолчал.

Все чувства Элени вмиг обострились. Какой то инстинкт заставил ее чуть отстраниться от Калика, причем она постаралась сделать это незаметно.

— Вы хотели поговорить со мной о лошадях, — наконец решилась она прервать молчание.

Калик едва не рассмеялся. Да он уже думать забыл про лошадей! Его возбуждение возросло. Элени действительно не понимает, что у него на уме?

Он подался к ней, замечая, как потемнели ее зеленые глаза.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать… — Элени откашлялась. — Двадцать пять.

Надо же! А на вид ей не дашь больше двадцати двух.

— Значит, двадцать пять, — повторил он, поднимая косу и проводя по ней пальцем. Волосы ее были густыми и мягкими. — Можно сказать, почти тридцать и ты никогда не была замужем?

— Нет, ваше высочество.

— И не хотела выйти замуж?

Элени сжала губы — вопросы, которые задавал принц Калик, были весьма личные и причиняли боль. Впрочем, она подозревала, что он задает их просто из праздного любопытства, но ей не хотелось даже вспоминать тех парней, которые пытались за ней ухаживать. Все они были либо неотесанными мужланами, либо их весьма невежливо спроваживал отец, не желая лишаться работящей дочки.

— Я люблю лошадей и хочу посвятить им свою жизнь, — ответила она на вопрос принца.

— Но ведь жизнь состоит не только из лошадей, — задумчиво проговорил Калик и стал медленно медленно наклоняться к Элени.

— Я… — Девушка умолкла, беспомощно наблюдая за тем, как лицо принца приближается к ней.

Еще миг — и эти чувственные мужские губы накроют ее…

Элени еще никогда не целовали. И все, что она могла в минуту, когда губы Калика слились с ее губами, — это чувствовать каскад сменяющихся, одна сильнее другой, эмоций.

Ее губы сами собой приоткрылись под пока еще сдерживаемым давлением рта Калика, стук сердца эхом отдавался в ушах. Ощущения, даримые мужскими губами, оказались непередаваемо прекрасными и волнующими. Между бедрами вдруг появилась странная пульсация, разлилось какое то странное тепло, словно намекающее на то, что все, что сейчас происходит, — это только начало…

Калик прижался к ней, и под его весом Элени опустилась на подушки. Каким то собственническим жестом он положил руку ей на грудь. Это вызвало новый взрыв наслаждения, к которому примешивался стыд, но ее тело только приветствовало эту ласку. Ее нетерпение, ставшее почти болезненным, только нарастало.

— Ваше высочество! — прерывисто выдохнула она и задрожала, почувствовав, как кончик его языка касается ее губ.

Калик промычал что то нечленораздельное.

Сражаясь со своим телом, восстав против всех своих инстинктов, которые требовали большего, Элени слабо прошептала:

— Мы не должны этого делать.

— Не должны? — медленно переспросил он, прижимая пальцы к ее соскам, отчего они сразу затвердели и заострились.

Калик вновь припал к ее губам, заглушая любые возражения и протесты — как если бы Элени нашла в себе силы их произнести! — одновременно задирая подол ее шелкового платья и кладя ладонь на круглое колено. Дыхание его участилось. Какие сильные ноги, какая гладкая, шелковистая кожа! Кровь ударила ему в голову. Какие сокровища еще его ждут?

— Ваше высочество! — Элени сделала еще одну робкую попытку образумить принца.

— Рано. Еще рано, — выдохнул Калик.

Он уже освобождал ее от шелкового платья. Элени не могла отказаться от того, что ждало ее впереди. Как, увидев вдруг перед собой райский сад, заставить себя уйти обратно в пустыню?

Но шли секунды, и вместе нарастающим желанием узнать, наконец, что значит заниматься любовью с мужчиной, рос и ее страх.

С силой, которую Элени сама от себя не ожидала, — сказывался многолетний физический труд, — она оттолкнула от себя принца. Калик был явно ошарашен — это отчетливо читалось на его лице, на несколько секунд утратившем свою жесткость и надменность. Удивление довольно быстро сменилось раздражением и гневом.

— И что, черт тебя возьми, ты делаешь? — осведомился он бархатным голосом, так резко контрастировавшим с его лицом, что Элени едва сдержалась, чтобы не сжаться в комочек.

Ее учащенное дыхание сбилось, но головокружение, охватившее ее с той минуты, как только губы принца слились с ее губами, не проходило.

— Я должна заботиться о своей чести, — с усилием произнесла она.

Брови у Калика недоуменно взметнулись вверх, а затем сошлись у переносицы.

— О своей чести? О чем ты, черт возьми, болтаешь?!

— Вы не думаете, что у меня есть честь, которую я должна защищать? — горячо спросила она. — Или вы считаете, что моя честь вообще ничего не значит?

— Да какая честь? — повторил Калик, все еще находясь во власти желания.

От пренебрежения, звучавшего в его голосе, Элени гордо выпрямилась.