«По воле богини она отправляется или нет, я буду молиться, чтобы отыскалась новая царица. Ведь если это не удастся…» Без признанной всеми наследницы страна падет жертвой той же чумы, что опустошила множество окрестных земель, – войны, поднявшей семью против семьи, брата против сестры. И в таких битвах победителей не бывает.

Чтобы избежать этой страшной судьбы, царица будет сражаться, сколько потребуется. И, если он больше ничем не может ей помочь, он хотя бы выполнит ее приказы, как сумеет.

Стоя перед статуей, Рахбарин открыл богине свое сердце и попросил о том, чтобы она помогла ему хорошо править, пока не будет Билкис, и чтобы царица получила то, о чем молилась.

И, помимо этого, Рахбарин просил о мире и о благополучном возвращении тети.

Посланники с севера, суровые и холодные, хмуро толклись на улицах Мариба. Рахбарин не мог представить, чтобы они улыбались, смеялись, наслаждались маленькими радостями жизни. И, конечно, земля, населенная такими людьми, не могла тепло и радушно принять царицу Савскую.

«Даруй ей благополучное возвращение, – просил Рахбарин у немого изображения Аллат, – пусть она вернется невредимой, с наследницей или без нее».

Годавия

– Еще один сундук? Поставь его на корму, к другим. Нет, не туда, дурак! Хочешь, чтобы корабль перевернулся?

Ругаясь на десятке языков, Годавия, флотоводец торговых кораблей царя Соломона, схватил растерянного носильщика за тунику и толкнул направо.

«Мне это не нравится. Совсем не нравится». Мореплавание само по себе полно невзгод и опасностей. Не хватало еще чужеземной царицы, и ее нарядов, и рабов, и служанок, и бесконечных сундуков с сокровищами. Но его никто не спросил. Само собой разумелось, что он найдет место для этой женщины и всех ее пожитков. И никого не заботило, что фарсийские корабли предназначались для того, чтобы неспешно доставлять громоздкие грузы, а не для того, чтобы вихрем переправлять через море царственных особ. Царица Савская приказала – и даже чужеземным капитанам приходилось повиноваться. Годавия прочистил горло, сплюнул и продолжил наблюдать за погрузкой.

«Сундуки с золотом, клетки с большими обезьянами, свертки тончайших тканей, кувшины с пряностями… Если попадемся на глаза пиратам, нас перережут, как цыплят. Да еще и женщины…»

И какие женщины! Разрисованы, как блудницы, а ступают по-мужски гордо. Он побывал во многих городах, от Тира до Трезена, от Кносса до Массалии, но нигде не видывал женщин, подобных тем, которые ходили по Савской земле.

– Эй, там, погрузите эти тюки материй на другое судно! На это больше ничего не тащите!

Недоумки, годные лишь на корм акулам.

Годавия посмотрел на главное судно – «Иаиль». Там, на палубе, рабы возводили шатер для царицы и ее прислужниц.

Можно подумать, если она царица, море явит ей особую милость! Скорее наоборот. Вода, и без того своевольная и властная, из ревности могла обойтись с царицей еще более жестоко, чем с обычной женщиной. Предстояло рискованное путешествие, с женщинами на борту, по морю, всегда готовому бросить вызов.

Однако, хотя он и возглавлял флотилию, с его мнением не посчитались, и оно не могло перевесить царские капризы. А по сути-то, к чему это все сводилось? Царю Соломону доставляли очередную женщину, только и всего. Все равно что тащить медовые соты в улей.

И вот прибыла в гавань сама царица, на лошади. Женщина верхом – видано ли такое? А рядом с ней ехала воительница, амазонка. «Много лет я их не встречал. Плавание ей не понравится, ее народ не любит воду». За ними тянулась ватага женщин – в облаках ярких нарядов из таких тонких тканей, что они казались обнаженными, когда порывы морского ветра прижимали платья к телам. Виднелись в толпе и мужчины – евнухи, стражники, конюхи, – но больше было женщин. Слишком много женщин.

У мостков царица Савская спешилась, передав поводья ближайшему из моряков. Тот так удивился, что принял их. Она поднялась на палубу «Иаили» в сопровождении поджарого охотничьего пса.

– Царица Савская приветствует тебя, флотоводец, и благодарит за твое гостеприимство и заботу.

Она погладила длинные, покрытые шелковистой шерстью уши собаки.

– Плавание пройдет хорошо.

– В добрый час, – торопливо добавил Годавия: не следовало давать морю повод усомниться в человеческом почтении, – и да поможет нам Яхве.

Моряки жили и погибали по воле моря. Годавия придерживался старого обычая называть своего Бога по имени, чтобы было ясно, к кому он обращается.

– На все воля богов.

Когда царица улыбалась, в уголках ее глаз разбегались морщинки. При ярком свете солнца видно было, что она немолода.

Но это не имело значения. Царица Савская, будь она молода или нет, своей улыбкой разогревала кровь в жилах мужчин. Годавия надеялся, что кровь самой царицы не так горяча, иначе плавание по Красному морю обернется нескончаемыми бедами.

– Почти все уже на борту, – сказал Годавия, – шатер для тебя и твоих женщин вот-вот будет готов.

– Мы – я и мои женщины – благодарим тебя. Осталось лишь подняться моим слугам, и придворным, и лошадям – и можно отправляться, как только позволят ветер и волны.

Годавия кивнул, но сердце его упало. «Очи Астарты! Я совсем забыл об этих проклятых лошадях!»

– Не унывай, флотоводец, – казалось, в глазах царицы пляшут отблески смеха, словно солнечные лучи на воде, – все будет хорошо, и плавание пройдет удачно. Неужели ты можешь усомниться в том, что боги ему благоприятствуют?

– Я могу усомниться в чем угодно, – ответил Годавия и спустился с корабля.

Ему предстояло поговорить со старшим по грузам и начать размещать царских лошадей на приготовленном для них корабле.

«Кони, собаки и блудницы… Когда я буду рассказывать об этом за кубком, никто не поверит». Он желал лишь одного: чтобы, когда фарсийский флот наконец войдет в гавань Ецион-Гевера, градоначальнику пришлось не так тяжело и накладно, как ему.

И чтобы для царя Соломона визит царицы Савской оказался достойным всех этих усилий.

Никаулис

«Столько воды». До сих пор Никаулис не приходилось видеть водоема большего, чем Зеркало Богини – озеро у подножия Сияющих гор, дитя горных потоков, прозрачное и холодное, словно лед. На тех берегах прошла юность Никаулис, там она играла в охоту и походы.

Но Зеркало было маленьким. Даже ребенок, подойдя к нему, мог разглядеть противоположный берег по ту сторону водной глади. Море – другое дело.

Корабль плыл по волнам, изменчивым и беспокойным, словно облака. Вдоль борта, пританцовывая, бежали волны, вспыхивая на солнце ярко, словно оперение феникса. На востоке Никаулис иногда различала сушу, но к западу раскинулось лишь море, мерцая и переливаясь до самого горизонта. Она знала, что по ту сторону есть земля – Хуш и Египет, но сейчас при взгляде на эти широкие беспокойные водные просторы в это с трудом верилось.