схватки, – но из тех тысяч, которые должны были скрываться вблизи среди деревьев, только около пятидесяти человек вышли вперед, чтобы дать отпор врагу.

Когда я снова всмотрелся через смотровой прибор в рассеивающийся дым, то увидел, что огнеметный танк вновь появился сквозь пламя и дым и опять целится в нас. Новая струя горящей жидкости пронеслась сквозь деревья леса, минуя нас, потому что вражеский танк то и дело кренился на поваленных деревьях. Однако я прекрасно понимал, что стоит хоть небольшому количеству этой жидкости попасть нам на кормовой отсек, как она тут же проникнет сквозь жалюзи охлаждения на мотор – и мощнейшего взрыва не миновать. Мы, экипаж танка, тут же превратимся в кучки пепла, поскольку не успеем выбраться из обреченной машины. Я уже ощущал отвратительную вонь горючей жидкости и чувствовал ее нестерпимый жар даже сквозь броневые листы.

Прогремел наш торопливый выстрел, снаряд ударил в край башни Т-34 и, срикошетив от наклонного листа брони, с визгом унесся в лес. Огнеметный танк наклонил свой корпус вперед, разворачивая орудие так, чтобы следующий выстрел пришелся прямо по нас, и поднимая ствол огнемета так, чтобы струя огня рухнула на нас сверху вниз. Но командир русского танка не успел осуществить этот замысел. Наш осколочно-фугасный снаряд разорвался на маске орудия, сила взрыва, как я и рассчитывал, сорвала тонкий ствол огнемета[23], который, крутясь, со свистом улетел в лес, унося с собой огонек воспламенителя. Из развороченного отверстия в маске орудия хлынула жидкость, каскадом рушась на переднюю часть Т-34, – и, как только он врубил задний ход, чтобы оторваться от нас и скрыться между деревьями, мы влепили ему еще один осколочно-фугасный снаряд в то же самое место.

Эффект от этого попадания не заставил себя ждать. Должно быть, осколки снаряда пробили резервуар с горючей жидкостью для огнемета, потому что крышку башни сорвало взрывом и вверх взметнулся столб пламени. Мы все, экипаж «Пантеры», вполголоса вознесли молитвы небесным силам, что такая судьба постигла наших врагов, а не нас. Можно только было догадываться, что происходило в исковерканном корпусе Т-34, когда воспламенился весь запас горючего, а пламя вымахнуло на 30 или 40 метров в воздух. Через несколько секунд пламя опало, а боеукладка танка взорвалась, разметав его на части среди леса.

Но бой еще не закончился. Красные пехотинцы после гибели своих танков начали отступать, удерживая, однако, на приличном расстоянии пулеметным огнем преследующую их нашу пехоту. Я увидел, что, проходя мимо воронки с лежащим на ее краю противотанковым орудием, красные разразились криками и принялись бурно жестикулировать в восторге от того, что обнаружили укрывшихся на ее дне безоружных хиви. Наши пехотинцы обстреливали их уже не так интенсивно – возможно, экономя драгоценные боеприпасы, но также, как я подозревал, и для того, чтобы посмотреть, что русские будут делать со своими бывшими соотечественниками, обнаруженными в воронке. Я выбрался из башни на крышку моторного отсека, чтобы как следует осмотреться, и не увидел больше ни одного вражеского танка, приближающегося с того или другого направления. Остатки огнеметного танка продолжали догорать неподалеку, выбрасывая языки оранжевого пламени.

Я также видел, как русские пехотинцы окружили воронку, закладывая гранаты в ствол противотанкового орудия, чтобы вывести его из строя, а потом открыли огонь из своих автоматов по дну воронки. Еще я успел увидеть, как корчатся и дергаются тела хиви, поражаемых пулями своих соотечественников. Я крикнул одному из стоявших на земле наших пехотинцев, молодому фельдфебелю, чтобы они открыли по красным огонь и спасли хиви, но было уже поздно. Закончив, красные пехотинцы бросились сквозь лес к своим позициям, крича что-то во весь голос по-русски и размахивая руками.

На несколько минут во всем лесу наступила тишина, нарушаемая только шипением и треском догорающего среди деревьев Т-34. Я спросил пехотного фельдфебеля, почему его люди не поспешили спасти хиви в воронке. Он пожал плечами.

– Да и так уже хиви в котле становится слишком много, – ответил он. – Они начинают превращаться в проблему. Если красные хотят решить ее за нас, то пусть делают это.

Когда наш танк обходил воронку и двинулся дальше, я высунулся из башенного люка и взглянул вниз. Хиви лежали бесформенной кучей на ее дне, их тела еще дымились от попавших в них пуль. Поверх их тел покоилось сброшенное вниз противотанковое орудие с изуродованным стволом. Когда колонна двинулась на запад, эта картина постепенно стерлась из нашей памяти.

В Хальбском котле тела мертвых лежали там, где они упали, либо были оттащены на обочину дороги и брошены там среди деревьев. Я заметил несколько трупов, брошенных в болото, и еще несколько, сброшенных в воронки от бомб. Но я ни разу не видел, чтобы тело погибшего человека было погребено в выкопанной могиле или хотя бы присыпано землей.

Вперед мы продвигались довольно медленно, в сгущающихся сумерках позднего вечера. В теплом, насыщенном пылью воздухе картины, звуки и запахи котла отмечались моими органами чувств и впечатывались в память с потрясающей четкостью. В башне «Пантеры» воздух был горяч и насыщен запахами масла и взрывчатки, внизу под башней на дне моторного отсека глухо урчала трансмиссия. Мы собрали стреляные гильзы 75-миллиметровых снарядов из гильзоуловителя под орудием, выбросили их наружу через люк заряжающего в заднем броневом листе башни и открыли все крышки люков в попытке провентилировать наше внутреннее пространство танка. Отсутствие в «Пантере» верхнего люка для заряжающего в башне делало эту задачу нелегким делом. Ведя наблюдение обстановки по сторонам через смотровые приборы моей командирской башенки, я видел мерное покачивание за нами двух эсэсовских «Королевских Тигров», везущих на своей броне груз измотанных в боях солдат войск СС. Да и на нашем танке каждый сантиметр брони был занят телами раненых, которые умолили нас позволить им добраться до чаемого запада на транспорте; они цеплялись перебинтованными руками за любую неровность на корпусе танка, даже за срезы открытых люков в башне. Даже на скошенном переднем броневом листе нашего корпуса, с выбоинами и канавками от вражеских снарядов, не пробивших броню, сидели раненые, упираясь ногами в звенья запасных траков, закрепленные спереди на нашем корпусе.

Вокруг нас со всех сторон раздавались взрывы, со стороны границ котла гремела артиллерийская канонада, и случайно долетавшие до нас шальные снаряды время от времени взрывались в кронах деревьев. Нам пришлось, чтобы освободить себе дорогу, столкнуть в придорожную канаву брошенные авиаторами грузовики со все еще свисающими из их бензобаков ручными насосами. В столь трудные времена эти грузовики оказались загруженными картинами и серебряными