Когда страж швейцарской границы прокричал: «Passkontrolle»[17]и попросил наши документы, я был уверен, что тут-то мое путешествие и завершится. Однако же полицейский пролистал в свете карманного фонарика страницы моего паспорта и вернул его мне с дежурной фразой: «Gute Reise».[18]

Когда дверь купе затворилась, мой сосед-коммивояжер залез обратно под одеяло и попытался снова заснуть, время от времени противно причмокивая языком. А я с облегчением подумал, что через пару часов буду уже в Цюрихе, где никто меня и знать не знает.

Так мне казалось.

Прежде чем погрузиться в чтение рукописи, которую мне предстояло дописать, я отвлекся на мягкий перестук колес и вспомнил, что классическим примером, объясняющим, что есть теория относительности, является движущийся поезд. Сам Эйнштейн часто прибегал к этой аналогии в своих публичных лекциях.

Согласно законам динамики, разработанным Ньютоном в конце XVII столетия, скорость двух или более тел можно суммировать, пользуясь правилами арифметики. Если поезд движется со скоростью двадцать пять километров в час, а какой-нибудь ребенок швырнет свой мяч в окошко вагона с той же скоростью, параллельно движению поезда, то мяч полетит уже со скоростью пятьдесят километров в час. Получается, скорости можно суммировать. Складывать.

Все-таки эта элементарная арифметика не срабатывает в отношении света, скорость которого — почти триста тысяч километров в секунду — остается всегда неизменной. Следовательно, луч света внутри ракеты, летящей со скоростью тысяча километров в секунду, не доберется до отметки триста одна тысяча километров в секунду — скорость его останется той же, что и на Земле.

Это постоянство скорости света вывело Эйнштейна на открытие ряда необыкновенных, но связанных между собой явлений. Так, например, по мере возрастания скорости объект уменьшается в размерах, а масса его при этом увеличивается. Если движущееся тело достигнет скорости света, то масса его сделается бесконечно большой.

На эту тему я когда-то написал сценарий для «Сети», но сам так ничего и не понял. Что означает «бесконечно большая масса»? Мне тогда пришло в голову: не является ли свет новой стадией существования для тел, которые движутся слишком быстро и в конце концов превращаются в ничто? Что-то в этом есть. Ведь тот факт, что масса соответствует определенному количеству энергии и наоборот — знаменитая формула Е = mс²,— он-то и породил атомную бомбу.

Неосмотрительно было бы полагать, что время начинает течь медленнее по мере того, как увеличивается наша скорость. Иными словами, время есть величина относительная, что было доказано Эйнштейном в основополагающем труде, опубликованном в 1905 году.

Вновь задумавшись над Е = mс², я припомнил, как закрутилась карусель событий, вытолкнувших меня из привычного хода жизни. Все началось с моей дурацкой выходки, когда я заявил в прямом эфире «Сети», что Эйнштейн посвятил вторую половину своей жизни разработке некоей секретной теории, которую не отважился обнародовать. Это открытие оказалось настолько значительным, что могло бы поколебать самые основания всего, чем мы являемся и во что верим.

Я посмеялся собственным фантазиям, а поезд между тем уже въехал в новые кварталы Цюриха с его небоскребами, невысокими на фоне зеленых холмов и реки Лиммат.

«Высказав свое нелепое предположение, я привел в ход механизм, действия которого непредсказуемы, — подумал я. — Сначала появился конверт с почтовой открыткой и автобусным билетом. Затем эта странная встреча в Кадакесе. Смерть Йосимуры. Контракт на двадцать пять тысяч долларов. Что ждет меня дальше?»

Свой штаб я устроил в отеле «Адлер» — громадном здании на улице Розенгассе, — известном своим рестораном с блюдами традиционной швейцарской кухни.

Разобрав чемодан и подключив к сети ноутбук, я залез под душ, чтобы распланировать ход операции. Само собой, двадцать пять тысяч — это приличная сумма, но я не собирался растрачивать ее на швейцарские отели и фондю. Мне следовало разработать жесткий план действий и завершить биографию Эйнштейна с наименьшими финансовыми потерями.

Если к концу года у меня останутся кое-какие сбережения, что ж, я найду, на что их потратить.

Побрившись и облачившись в чистую одежду, я, полный оптимистических чаяний, уселся перед экраном ноутбука. Первый серьезный пробел в рукописи Йосимуры касался пребывания Эйнштейна в Цюрихском политехникуме. Возможно, мне придется порыться в архивах этого учебного заведения, если оно до сих пор существует.

Но прежде чем приниматься за эту нудную работу — копание в бумагах всегда меня утомляло, — я решил провести расследование, которое откладывал еще с тех пор, как узнал об убийстве старого японца. Мне не доставляло никакой радости вновь погружаться в эту историю, которая, казалось, осталась далеко позади, однако следовало выяснить, кто же во время нашей встречи говорил неправду.

Начал я с того, что набрал в Google фамилии «Йосимура» и «Эйнштейн» — вдруг да попадется что-нибудь любопытное. Поиск выдал мне семнадцать тысяч результатов с самыми разными персонажами. Видимо, фамилия эта в Японии столь же популярна, как в Испании Гарсиа или Лопес, и вот я натолкнулся на кучу Йосимур — журналистов, преподавателей и ученых.

Нет, так дело не пойдет.

От следующего варианта, поиска краковского физика, пришлось отказаться, еще не начав. Я вспомнил, что поляк назвал нам только свое имя — Павел, так что данных явно недостаточно.

С Йенсеном, редактором журнала «Мистерие», было проще. Я без труда перешел на сайт этого издания и кликнул раздел «Редколлегия». Там действительно значился некто Клаус Йенсен, главный редактор. Но достаточно ли этого, чтобы вычеркнуть датчанина из списка подозреваемых?

Я мельком просмотрел несколько материалов на сайте журнала. Не обязательно было знать датский язык. Убедиться в том, что все это электронный мусор, я смог, взглянув на фотографии и оформление сайта.

Оставалось проверить еще одну особу — француженку с незабываемой задницей, но солнечный свет, проникавший в окно, подсказал мне, что пора отправляться в город. Вечером у меня хватит времени на то, чтобы поиграть в детектива.

Я горестно вздохнул — предстоящая работа совсем меня не вдохновляла — и нашел в Интернете знаменитый Политехнический институт, в который гению физики удалось поступить со второго раза.

Если бы я тогда все-таки навел справки о Саре Брюне, то ближайшие события приняли бы совсем иной оборот.

Университет — это такое место, где полируют булыжники и лишают блеска алмазы.

Роберт Г. Ингерсолл[19]