В темноте я оступилась и полетела в какую-то яму, «по дороге» вниз зацепилась боком за корягу и упала на узкое плато. От боли и ужаса я тихо плакала. Койоты собрались сверху и толпились надо мной, они клацали пастями и норовили приспуститься вниз, чтобы схватить меня. От них ужасно воняло падалью и псинами. А плато настолько узкое, что я не могу пошевелиться, иначе сорвусь вниз. Только и слышно, как туда падают камни и комья земли.

Всхлипывая от ужаса, я смотрю на морды хищников и понимаю, что все это может продолжаться вечно. Ливень обрушился на землю, и теперь меня щедро поливало водой, норовя смыть с моего места вниз, земля размякла, и мое тело скользило по грязи, я держалась руками за коряги, ободрав ладони и пальцы, и молилась. Мне больше ничего не оставалось, как молиться.

Мокрая насквозь, дрожащая от холода и от ужаса, я вишу над пропастью. Цепляясь за ветки, мое тело скользит по грязи, и я либо сорвусь вниз, а если попробую лезть наверх, меня сожрут койоты, которым дождь совершенно не мешал сторожить свою добычу у края обрыва.

Закрыв глаза, зажмурившись что есть силы, я тихо шептала:

— Прости меня, Господи, я больше никогда не буду грешить, я научусь готовить борщи, я буду убирать, я избавлюсь от греха гордыни. Я начну любить детей, я…я вернусь обратно к Керуку и буду заботиться о его внучке, я больше никогда не сбегу… я начну жизнь с чистого листа и стану паинькой, буду ходить в церковь по воскресеньям. Пожалуйста, Господи! Пусть случится чудо!

В эту секунду послышались выстрелы и рычание какого-то зверя, я зажмурилась еще сильнее, потом посмотрела наверх и вначале увидела злобную звериную пасть, как будто койот стал больше в несколько раз с огромной черной мордой и торчащими ушами. Раздался щелчок, и морда исчезла, а на ее месте я увидела мокрого насквозь Керука. Он склонился вниз и посветил на меня фонариком.

— Дамиан! — закричала я и заплакала еще сильнее. — Пожалуйстаааа!

Я не знала, каким образом он собирается достать меня из этой ямы, потому что от меня до верха было метра два, два с половиной. Глядя сквозь стену дождя, я видела, как Керук обвязывает вокруг себя лассо, как привязывает его куда-то, а потом склоняется ко мне и сползает до половины вниз, протягивая мне руку, второй рукой он держится за корягу наверху, и мне страшно, что теперь мы свалимся с ним вместе. Я отрицательно качаю головой, а он манит меня рукой, делая характерный жест ладонью…Подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они все такие же черные, раскосые, наполнены тревогой и решимостью, а еще полной уверенностью в себе, и я протянула руку. Горячие пальцы полковника впились в мою ладонь, и за считанные доли секунд меня как перышко выдернули из ямы и зашвырнули наверх.

Я упала на четвереньки перед мордой огромного черного пса и увидела, что край веревки обвязан вокруг его тела, и собака изо всех сил тянет ее назад, вытаскивая Керука из пропасти. Оказавшись в безопасности, я расплакалась навзрыд. Почувствовала, как сильная рука подхватила меня подмышки, забрасывая в седло перед собой и сильно сжимая под ребрами.

Я слабо и совершенно жалко пропищала:

— Спасибо!

Впиваясь обеими руками в мощную руку полковника и чувствуя, как конь сорвался с места.

Огромные лапищи внесли меня в дом так легко, как будто я совершенно ничего не весила. Затем на кухне включился яркий свет, и меня мягко приземлили на кухонный стол голой мокрой задницей с насквозь промокшими трусами, впившимися между половинок до режущей боли.

На лошадях я скакать не умела, и мои ноги свело судорогой, так что, скорее всего, я бы упала на пол и не устояла, если бы он меня поставил. Я все еще дрожала от пережитого страха и от холода. Так как промокла до нитки. А еще у меня счесаны локти, колени, я вся в ссадинах и подвернула лодыжку. На самого Керука посмотреть страшно, мне кажется, он убьет меня взглядом. А он именно смотрел на меня, упираясь обеими ладонями в столешницу. Боязливо подняла на него взгляд…а когда встретилась с черными раскосыми омутами, вздрогнула всем телом. У него необычные глаза, бархатные, вблизи цвета каштана с темными разводами у зрачка и золотистыми точками. Никогда и ничьи глаза я не видела настолько близко и ничьи глаза так сильно не завораживали меня своей глубиной и непроницаемостью.

— Я…я хотела…

Прищурился и опустил взгляд на мои губы. Черт. Он же меня не слышит.

— Хотела в город съездить и заблудилась.

Кивнул несколько раз и ухмыльнулся. Так он мне и поверил. В город с рюкзаком. Как же. Потом повернулся к шкафчику над раковиной и достал оттуда пластиковый ящик с красным крестиком. Нееет. Не надо. Только не вот это вот все. Не йод и не всякие там…болючие мазьки. Я с детства их не люблю.

Выпрямилась всем телом и выгнулась назад, в эту секунду увидела, как его лицо вдруг чуть побледнело и вытянулось…а взгляд. Он смотрел на мою грудь, которую облепило мокрое платье, и от холода мои соски четко выделялись под тонкой тканью. Хотела прикрыться…но не стала. Мне до одури понравилось, как он смотрит, как судорожно дернулся его кадык, и он сглотнул, потом резко отстранился, схватил ящик, открыл и намочил вату обильно перекисью водорода. Я тут же попятилась назад, но на мою ногу легла его огромная ладонь и силой удержала. Попытавшись вырваться, я сползла на край стола, платье задралось, и теперь Керук уставился на мои маленькие белые кружевные трусики. Точнее, на ее…трусики. Дешевые, полупрозрачные стринги. Я бы в жизни такие не надела, но у меня не было выбора, и теперь я носила вычурные, безвкусные вещи той Кейтлин. Как можно быть тоже Кейтлин и при этом настолько не быть похожей со мной. Притом во всем.

Выдохнул и, засопев, насильно зафиксировал меня на столе. Намазал коленку перекисью, и я сильно зажмурилась. А потом, когда сильно защипало, схватила его за руки и начала быстро и судорожно дуть на коленку, по щекам покатились слезы…и вдруг я увидела, как он дует вместе со мной. Вытянув свои полные, резко очерченные, темные губы…Красивые губы.

Это было так…так нежно, так необычно. Вот этот огромный громила дует мне на коленку, чуть прикрыв глаза и поглаживая мою ногу. Как ребенку. Оказывается, я могла бы еще раз сбегать к каньону, еще раз оттуда свалиться, чтобы вот этот огромный мужлан ласково дул мне на коленку.

Мне до безумия нравилось смотреть, как он снова обводит ранки ваткой и снова дует. У него, оказывается, длинные ресницы, ровный, чуть великоватый нос, и на коже есть мелкие темно-коричневые пятнышки. Как у светлых людей веснушки. Его ладонь, сжимающая мое бедро, кажется огромной, а моя нога, наоборот, очень маленькой и тонкой. И это невероятно…ощущать себя настолько мелкой и хрупкой рядом с мужчиной. Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного. Я вообще никогда раньше настолько близко возле мужчины не находилась.

Внутри меня как будто что-то нежно и очень осторожно запорхало, как будто тысячи очень тонких иголочек впились мне в солнечное сплетение изнутри. И это приятно и одновременно больно…А еще мне хочется, чтобы он мазал мои ранки вечно и вечно держал мою ногу своей рукой. У него такая горячая кожа, как кипяток, и ладонь шершавая, в мозолях, и мне до безумия нравится эта шершавость. Мужские руки вот так меня не касались…В свои девятнадцать я умудрилась остаться девственницей. Нет, вовсе не потому что я скромница. Нет. Просто не нашлось достойного на такую красоту. Так я считала. Мужчина, который получит меня, должен быть особенным, самым невероятным… а еще я сама должна его любить, он не должен вызывать во мне брезгливости, от него должно приятно пахнуть, у него должны быть здоровые зубы, он должен чистить язык и вообще…