Данте отказался от современного минимализма, столь популярного среди его холостяцкой братии, в пользу мебели ручной работы и богатых драгоценных тонов. Турецкие и персидские шелковые ковры покрывали сверкающие полы, а пышные бархатные портьеры обрамляли окна от пола до потолка, из которых открывался панорамный вид на Центральный парк и горизонт города.

Я прошла мимо двух гостиных, четырех туалетных комнат, одного просмотрового зала и одного игрового зала, прежде чем попасть в длинную галерею со световым потолком, где проходила настоящая выставка.

Данте я пока не заметила, но он, скорее всего, был...

Мои шаги замедлились, когда в поле зрения появилась знакомая голова с блестящими черными волосами.

Данте стоял в другом конце зала и разговаривал с красивой рыжей девушкой и азиатом с острыми, как лед, скулами. Он улыбался в ответ на их слова, и выражение его лица было теплым.

Значит, он все-таки способен на нормальные человеческие эмоции. Приятно слышать.

Моя кровь запылала еще жарче — то ли от алкоголя, то ли от вида его настоящей улыбки. Я предпочла поверить в первое.

Данте, должно быть, почувствовал тяжесть моего взгляда, потому что он замолчал и поднял глаза.

Наши глаза встретились, и тепло исчезло с его лица, как солнце за горизонтом.

Мои удары сердца разбивались друг о друга.

Нас разделяло пространство коридора длиной в два метра, но его недовольство было настолько сильным, что просачивалось сквозь воздух в мое тело, как смертельный яд.

Данте отстранился от гостей и направился ко мне, его мощная, мускулистая фигура пробивалась сквозь толпу с уверенностью хищника, нацелившегося на добычу.

По позвоночнику пробежали мурашки тревоги, но я заставила себя остаться на месте, хотя каждый инстинкт самосохранения призывал меня бежать.

Все в порядке. Он не убьет тебя на людях. Возможно.

— Прекрасная вечеринка. Боюсь, что мое приглашение затерялось в почте, но я успела, — сказала я, когда он подошел. Я взяла бокал с подноса и протянула ему. — Шампанское?

— Твое приглашение — это не то, что потерялось, mia cara. — Бархатистое ласковое обращение было бы достойно обморока, если бы не тьма, кипящая под поверхностью. Он не притронулся к предложенному напитку. — Что ты здесь делаешь?

— Наслаждаюсь едой и произведениями искусства. — Я поднесла бокал к губам и сделала глоток. Ничто не имеет такого сладкого вкуса, как жидкая храбрость. — У тебя изысканный вкус, хотя манеры не мешало бы улучшить.

На его губах заиграла жесткая улыбка.

— Как иронично, что ты всегда читаешь мне лекции о манерах, когда именно ты явилась без приглашения на частное мероприятие.

— Мы помолвлены. — Я перестала ходить вокруг да около и перешла прямо к сути вопроса. Чем быстрее я разберусь с этим, тем быстрее смогу уйти. — Мы не обменялись ни единым словом после ужина, хотя я должна была переехать к нему на следующей неделе. Я не жду признаний в любви и цветов каждый день — хотя это было бы неплохо, — но я ожидаю элементарной вежливости и навыков общения. Поскольку ты, похоже, не способен проявить инициативу, я сделала это сама.

Я допила свой напиток и поставил его на пол. — О, и не считай это моим появлением без приглашения. Считайте, что я приняла приглашение раньше времени. В конце концов, ты ведь согласился на мой переезд, не так ли? Я просто хотела взглянуть на свой новый дом, прежде чем взять на себя обязательства.

Мой пульс бился от нервов, но я сохраняла ровный тон. Я не могла создать прецедент отступления, когда Данте был расстроен. Если бы он почувствовал слабость, он бы набросился.

Улыбка Данте не сходила с его глаз.

— Это была неплохая речь. У тебя, конечно, не было столько слов за ужином в тот вечер. — Холодная сталь его голоса превратилась в грубый шелк, когда его взгляд прошелся по мне, накаляясь все больше и больше. — Я почти не узнаю тебя.

Интимность его двойного смысла запульсировала в моих венах и опустилась между ног.

Мой твид и жемчуг были надежно спрятаны в глубине шкафа, когда я вернулась в Нью-Йорк. Вместо этого я надела классическое черное коктейльное платье, туфли на каблуках и свою любимую красную помаду. Бриллианты сверкали на шее и в ушах. В этом не было ничего революционного, но это было лучшее, что я могла сделать, когда спешила собраться.

Однако под пристальным взглядом Данте я почувствовала себя так, словно я явилась на церковную встречу в бикини со стрингами.

Мой живот сжался, когда его взгляд проследил от моего лица вниз по груди до того места, где платье облегало мои бедра. Он прошелся по обнаженной длине моих ног, почти непристойный в своей лени и эротичный в своей тщательности, как ласки любовника, решившего запечатлеть каждый сантиметр моего тела своим вниманием.

У меня пересохло в горле. В животе разгорелось пламя, и я вдруг пожалела, что не надела сегодня консервативный костюм.

Это было безопаснее. Менее способно затуманить мой разум грубыми речами и электрическим притяжением.

О чем мы говорили?

— Разные случаи требуют разных подходов. — Подбирав слова я надеялась, что они имеют смысл и вскинув бровь, молясь, чтобы Данте не услышал, как быстро бьется мое сердце. Я знала, что это физически невозможно, но не могла избавиться от жуткого ощущения, что он видит меня насквозь, словно я сделана из тысячи кусочков разбитого прозрачного стекла.

— Возможно, ты захочешь как-нибудь попробовать эту стратегию, — добавила я, решив поддержать разговор, чтобы снова не погрузиться в умопомрачительный жар его взгляда. — Ты можешь понравиться людям больше.

— Я бы нравился, если бы меня волновало мнение других. — Он снова поднял глаза на меня, снова изображая насмешливую жестокость. — В отличие от некоторых моих уважаемых гостей, я не черпаю свою самооценку из того, что люди думают обо мне.

Инсинуация ударила меня в самое нутро, и моя кожа в мгновение ока превратилась из чрезмерно горячей в ледяную.

Никто не переключался с терпимого уровня на уровень мудака быстрее, чем Данте Руссо. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не швырнуть ему в лицо ближайший напиток.

Он был нагловат, но хуже всего было то, что он не ошибался.

Оскорбления с долей правды всегда резали больнее всего.

— Хорошо. Потому что, уверяю тебя, их мнение о тебе довольно низкое, — огрызнулась я.

Не бить его. Не устраивать сцену.

Я глубоко вздохнула и закруглялась, пока