У антропологов есть стандартный ответ: человек охотится на крупную дичь очень давно. Об этом могут свидетельствовать археологические находки возрастом 500 000 лет с трех стоянок первобытного человека: пещера в Чжоукоудяне, недалеко от Пекина, где были найдены кости и орудия труда Homo erectus и кости множества животных; и 2 непещерные стоянки под открытым небом в Торральбе и Амброне в Испании, где обнаружили каменные орудия труда, а также кости слонов и прочих крупных животных. Согласно распространенной точке зрения, люди, пользовавшиеся этими орудиями труда, убили животных, принесли туши на стоянку и там съели. Однако на всех трех стоянках также найдены кости и окаменевшие фекалии гиен, и кости других животных могут быть остатками их добычи. Наибольшие сомнения вызывают кости с испанских стоянок: они выглядят обветренными, обмытыми водой и затоптанными, и больше похожи на кости, которые часто можно найти неподалеку от артезианских колодцев в Африке, чем на следы охотничьей стоянки.

Таким образом, нам известно, что древние люди ели мясо, но неизвестно, насколько часто они его ели и каким образом добывали — охотились или питались падалью. Бесспорные свидетельства того, что человек добывал себе пропитание охотой, появились значительно позже, около 100 000 лет назад, и даже тогда, судя по этим свидетельствам, человек все еще не был опытным охотником на крупную дичь. Следовательно, охотники, жившие 500 000 лет назад, были еще менее опытными.

Образ человека-охотника очень глубоко укоренился в нашем сознании, и нам очень сложно отказаться от веры в его важность. Сегодня охота на крупного зверя воспринимается как крайнее проявление мужественности; охотник — это всегда мачо. Этот образ — настоящая ловушка для антропологов-мужчин; при каждом удобном случае они стараются подчеркнуть ключевую роль охоты на крупную дичь в человеческой эволюции. Они утверждают, что именно благодаря охоте первобытные мужчины стали сотрудничать друг с другом, именно она способствовала развитию речи и увеличению мозга, а также объединению людей в группы, внутри которых делилась добыча. Утверждается, что занятие мужчин охотой повлияло даже на женщин: они научились скрывать внешние признаки ежемесячной овуляции, так ярко проявляющиеся у шимпанзе, чтобы не ввергать мужчин в безумство сексуального соперничества и не мешать сотрудничеству мужчин на охоте.

В качестве примера блистательной прозы, вдохновленной этим мужским шовинистическим менталитетом, приведу описание человеческой эволюции из книги Роберта Ардри «Африка: сотворение»: «На просторах какой-то забытой равнины, в стаде изможденных, преследуемых невзгодами недолюдей, неизвестно откуда взявшаяся радиоактивная частица пробудила к жизни ген, который не суждено будет забыть, — и на свет появился первый хищный примат. Разум вступил на путь убийства; была ли эта перемена благом или злом, трагедией или триумфом, благословением или проклятием — это нам неведомо. Так в высокотравной саванне появился быстроногий Каин, вооруженный палкой и камнями». Какой полет фантазии!

Западные писатели и антропологи мужского пола — не единственные мужчины на свете, преувеличивающие роль охоты в эволюции. В Новой Гвинее я жил среди настоящих охотников, лишь недавно вышедших из каменного века. У костра часами велись разговоры о повадках всех зверей, на которых они охотились, и о лучших способах охоты. Если послушать моих новогвинейских друзей, можно подумать, что каждый день за обедом они съедают по сырому кенгуру и, кроме охоты, почти ничем не занимаются. На самом деле, в результате подробных расспросов, всегда выяснялось, что большинство охотников Новой Гвинеи за всю свою жизнь убили лишь нескольких кенгуру.

До сих пор помню мое первое утро в нагорьях Новой Гвинеи. Я вышел из лагеря с десятью охотниками, вооруженными луками и стрелами. Когда мы проходили мимо упавшего дерева, внезапно раздались взволнованные крики. Охотники окружили дерево; одни натянули луки, другие стали пробираться в гущу ветвей. Я решил, что сейчас появится разъяренный кабан или кенгуру, готовый к бою, и стал оглядываться в поисках дерева, чтобы забраться на него из соображений безопасности. Тут я услышал торжествующие крики, и из гущи ветвей вышли два могучих охотника, высоко подняв свою добычу: двух маленьких вьюрков, еще толком не умеющих летать и весивших грамм по 9 каждый. Они были быстро ощипаны, зажарены и съедены. Остальная добыча в тот день состояла из двух лягушек и множества грибов.

Результаты исследований современных охотников-собирателей, вооруженных гораздо более эффективным оружием, чем ранние Homo sapiens, показывают, что большую часть калорий новогвинейская семья получает от растительной пищи, которую добывают женщины. Мужчины обычно приносят кроликов и прочую мелкую дичь, никогда не упоминаемую в охотничьих рассказах у костра. Иногда им действительно удается добыть крупного зверя, который служит значительным пополнением белкового рациона. Лишь в Арктике, где мало растительной пищи, охота на крупную дичь служит основным источником пропитания. Однако арктические регионы были заселены людьми лишь в течение последних нескольких десятков тысяч лет.

Я подозреваю, что крупные охотничьи трофеи стали составлять серьезную часть нашего рациона питания лишь после того, как мы окончательно приобрели современный облик и особенности поведения. Общепринятая точка зрения, что охота была движущей силой эволюции нашего вида, приведшей к формированию уникального человеческого мозга и сложной общественной организации, представляется мне сомнительной. На протяжении большей части истории Homo sapiens были не великими охотниками, а просто умелыми шимпанзе, добывавшими и обрабатывавшими растительную пищу и мелкую дичь при помощи каменных инструментов. Периодически мужчины-охотники и в самом деле добывали крупного зверя, и потом рассказы о такой небывалой добыче бесконечно передавались из уст в уста.

В период, непосредственно предшествовавший «Большому скачку», в разных частях Старого Света обитали, по крайней мере, три отдельные популяции людей. Это были последние истинно первобытные люди, на смену которым во время «Большого скачка» пришли люди современного типа. Из этих последних первобытных людей мы остановимся на тех, чья анатомия наиболее изучена и чье название стало нарицательным для всех диких предков рода человеческого, — на неандертальцах.

Когда и где они жили? Ареал их обитания простирался от Западной Европы через юг Европейской части России до Центральной Азии, в Узбекистан, граничащий с Афганистаном. Слово «неандерталец» происходит от названия долины Неандер в Германии (долина по-немецки — Tal или Thal), где был найден один из первых скелетов, принадлежавших этим приматам. Что же касается времени их появления, тут все зависит от формулировки определения понятия «неандерталец»: некоторые более древние черепа по ряду признаков напоминают черепа появившихся позже «полноценных» неандертальцев. Самые ранние находки «полноценных» неандертальцев имеют возраст 130 000 лет, а большинству находок — 74 000 лет. Итак, когда появились неандертальцы — не вполне ясно; однако исчезновение их было внезапным: последний неандерталец умер чуть позже, чем 40 000 лет назад.

В годы процветания неандертальцев Европа и Азия находились во власти последнего ледникового периода. Неандертальцы, по-видимому, могли адаптироваться к холоду — но до определенного предела. Северная граница их ареала пролегала через южную Британию, северную Германию, Киев и Каспийское море. Заселение Сибири и Арктики осуществляли появившиеся позже люди современного типа.