– Я ее вчера не видел, – сказал Питер.

– А мы бы ее запомнили, – заговорил наконец Оливье. – Такую не забудешь.

Гамаш кивнул. Он вполне мог это понять. В таком блестящем красном платье убитая явно выделялась бы на общем фоне. Все в этой женщине кричало: «Посмотрите на меня!»

Он снова взглянул на убитую, пытаясь вспомнить, не было ли вчера на вернисаже кого-то в ярко-красном платье. Возможно, она приехала прямо оттуда, как, предположительно, и большинство гостей. Но никого похожего он не вспомнил. Большинство женщин (за примечательным исключением Мирны) были облачены не в столь яркие одежды.

И тут ему в голову пришла одна мысль.

– Excusez-moi[14].

Он быстро пошел по газону к Бовуару, перекинулся с ним несколькими словами, а потом вернулся, уже не так быстро, о чем-то думая.

– По дороге сюда я прочел отчет, но хотел бы услышать от вас лично, как было обнаружено тело.

– Первыми ее увидели Питер и Оливье, – сказала Клара. – Я сидела в кресле. – Она махнула рукой, показывая на желтое садовое кресло, одно из двух. На деревянном подлокотнике все еще стояла кружка с кофе. – Они поехали за газетами в Ноултон, а я сидела ждала их.

– А зачем газеты?

– Рецензии.

– Ах да, конечно. И теперь мне ясно, откуда… – Он показал на пачку газет, лежащих на траве за желтой полицейской лентой.

Клара тоже посмотрела на газеты. Ей хотелось бы сказать, что она совсем забыла о рецензиях, когда обнаружилась страшная находка, но это было бы неправдой. «Нью-Йорк таймс», торонтская «Глоуб энд мейл», лондонская «Таймс» лежали на земле там, где выпали из руки Питера.

Вне пределов ее досягаемости.

Гамаш недоуменно посмотрел на Клару:

– Но если вам так хотелось прочитать рецензии, то почему не посмотрели в Интернете? Рецензии там должны были появиться несколько часов назад. Разве нет?

Тот же самый вопрос задавал ей и Питер. И Оливье. Как это объяснить?

– Потому что я хотела держать газеты в руках, – ответила Клара. – Я хотела прочитать рецензии обо мне так, как я читаю рецензии о других художниках, которых люблю. Я должна была потрогать газетную бумагу. Ощутить ее запах. Полистать страницы. Я всю жизнь мечтала об этом. Мне казалось, это стоит лишнего часа ожидания.

– Значит, вы около часа просидели сегодня утром в саду?

Клара кивнула.

– В какой промежуток времени это было? – спросил Гамаш.

– Приблизительно с семи тридцати до их возвращения около восьми тридцати. – Клара посмотрела на Питера.

– Все верно, – подтвердил Питер.

– Что вы увидели, когда вернулись? – спросил Гамаш у Питера и Оливье.

– Мы вышли из машины, а поскольку мы знали, что Клара сидит в саду, то решили идти прямо сюда. – Питер показал на угол дома, где на старом сиреневом кусте еще оставались последние цветы весеннего сезона.

– Я шел за Питером, и вдруг он остановился, – сказал Оливье.

– Когда мы обогнули дом, я увидел на земле что-то красное, – продолжил Питер. – Кажется, я подумал, что это упавший мак. Но размеры были слишком велики. Поэтому я остановился и посмотрел. И тогда увидел, что это женщина.

– И что вы сделали?

– Я решил, что это кто-то из гостей – может, перебрала вчера и вырубилась, – сказал Питер. – Проспала всю ночь у нас в саду. Но когда я увидел, что глаза у нее открыты, а голова…

Он вывернул свою голову, но, конечно, не смог продемонстрировать того угла. Такой подвиг доступен только мертвым.

– А вы? – обратился Гамаш к Оливье.

– Я попросил Клару вызвать полицию, – ответил Оливье. – Потом я позвонил Габри.

– Вы говорите, у вас были гости? – спросил Гамаш. – Люди с вернисажа?

Габри кивнул:

– Пара художников, приехавших из Монреаля, решили остановиться в нашей гостинице. Другие предпочли гостиницу со спа-салоном.

– Они заказывали номера заранее?

– Что касается нашей гостиницы, то нет. Договорились прямо во время вечеринки.

Гамаш кивнул, повернулся и помахал агенту Лакост. Та быстро подошла к нему, выслушала распоряжение и направилась к двум молодым агентам, которые, кивнув, удалились.

Клару всегда поражало, как легко начальствует Гамаш и как естественно люди исполняют его приказы. Он никогда не кричал, не выходил из себя, не был резким. Всегда отдавал приказы самым спокойным и вежливым тоном. Его приказы были похожи на просьбы. Но никто из подчиненных не ошибался на сей счет.

Гамаш снова обратился к четверым друзьям:

– Кто-нибудь из вас прикасался к телу?

Они переглянулись и покачали головой.

– Нет, – сказал Питер.

Теперь он чувствовал себя увереннее. На прямые вопросы следовали четкие ответы.

Опасаться нечего.

– Если вы не возражаете… – Гамаш направился к садовому креслу.

Даже если бы они возражали, это не имело бы значения. Он шел туда и приглашал их за собой.

– До их возвращения, когда вы сидели тут в одиночестве, вы не заметили ничего странного? – спросил он на ходу.

Казалось очевидным, что если бы Клара увидела тело в саду, то сказала бы об этом раньше. Но он хотел знать не о теле. Это был сад Клары, она знала в нем каждый уголок. Может быть, она заметила еще что-то необычное. Сломанное растение, помятый куст.

Какую-нибудь деталь, упущенную его командой. Что-то столь незаметное, на что даже она не обратила внимания, пока он не задал этого вопроса.

И к ее чести, она не выступила с какой-нибудь неуместной репликой.

Это сделал Габри:

– Вы имеете в виду тело?

– Нет, – ответил Гамаш, когда они подошли к креслу. Он развернулся и оглядел сад с этого места. Да, увидеть отсюда убитую было невозможно – ее закрывали цветочные клумбы. – Я имею в виду что-нибудь другое.

Он обратил вдумчивый взгляд на Клару.

– Есть в вашем саду сегодня утром что-нибудь необычное? – Он предостерегающе посмотрел на Габри, и тот приложил палец к губам. – Что-нибудь незначительное? Какая-нибудь мелочь?

Клара огляделась. На газоне с задней стороны дома было несколько больших цветочных клумб. Некоторые круглые, некоторые удлиненные. Высокие деревья вдоль берега реки отбрасывали пятнистые тени, но большая часть участка купалась в лучах полуденного солнца. Клара, как и остальные, прощупала весь сад взглядом.