у которых пропало единственное дитя! Дни и ночи плакали они и совершенно перестали заботиться о себе. Через месяц заболел Чжэнь Ши-инь. Госпожа Чжэнь тоже почувствовала себя плохо, каждый день приглашала лекаря да занималась гаданием о судьбе.

Случилось так, что в пятнадцатый день третьего месяца в храме Хулумяо совершалось жертвоприношение; монах по неосторожности опрокинул светильник, и от него загорелась бумага в окне[14]. Может быть, так распорядилась судьба, но во всяком случае, во всех домах были деревянные стены и бамбуковые ограды, и пожар быстро охватил всю улицу. На помощь подоспели солдаты, но спасти ничего не удалось. Пожар бушевал всю ночь, в огне погибло множество людей.

Чжэнь Ши-инь жил рядом с храмом, и дом его превратился в груду пепла; только жена его да несколько домашних благодаря счастливой случайности не пострадали. Взволнованный и расстроенный Чжэнь Ши-инь, спотыкаясь, бродил вокруг пожарища и горестно вздыхал.

Потом он посоветовался с женой и решил перебраться на жительство в деревню. Но, как назло, в последние годы был неурожай, да еще появились разбойники. Хотя их вылавливали правительственные войска, в деревне было неспокойно. Пришлось себе в убыток продать все имущество и вместе с женой и двумя служанками переехать к тестю.

Тестя Чжэнь Ши-иня звали Фын Су. Он был уроженцем округа Дажучжоу и хотя занимался только земледелием, все же жил богато. Теперь, когда зять оказался в затруднительном положении и явился к нему, старик почувствовал неудовольствие. К счастью, у Чжэнь Ши-иня были деньги, вырученные от продажи имущества, и он попросил Фын Су на собственное усмотрение купить для него дом и немного земли, чтобы можно было кое-как одеваться и кормиться. Однако Фын Су обманул зятя – он утаил часть денег, а Чжэнь Ши-иню купил участок земли похуже и полуразвалившийся домишко.

Чжэнь Ши-инь был человек образованный, он не привык заниматься хозяйством, и потому через два года совсем обеднел. Правда, Фын Су обращался с ним вежливо, но за глаза любил позлословить, что, мол, зять его не умеет жить, ленится работать, а любит лишь вкусно поесть да сладко попить.

Чжэнь Ши-иню становилось неприятно, когда он узнавал о таких разговорах. К тому же в памяти его еще были живы картины минувших лет. Посудите сами, каково человеку, дожившему до преклонного возраста, выдерживать один за другим безжалостные удары судьбы?

Сам того не желая, Чжэнь Ши-инь стал время от времени подумывать о смерти. Однажды, опираясь на костыль, он вышел на улицу, чтобы немного рассеяться, и увидел безумного даосского монаха в лохмотьях и грубых матерчатых туфлях, который приближался к нему и бормотал:

Понятна любому отшельника святость,

   любого отшельник влечет.

Однако мечта о почете и славе

   никак у людей не пройдет.

Вельмож и воителей было немало —

   куда же девались они?

Курган утопает в бурьяне высоком,

   коль время их жизни пройдет.

Понятна любому отшельника святость,

   любого отшельник влечет.

Да только мечта о богатстве несметном

   никак у людей не пройдет.

Всю жизнь человека одно занимает:

   что мало богатства ему.

Накопит богатство, закроются очи,

   и все за мгновенье пройдет.

Понятна любому отшельника святость,

   любого отшельник влечет.

Да только мечта о соблазнах красавиц

   никак у людей не пройдет.

Красавица вас каждый день уверяет,

   что вам благодарна она.

Но вот вы умрете, другой подвернется,

   и страсть ее разом пройдет.

Понятна любому отшельника святость,

   любого отшельник влечет.

Да только забота о детях и внуках

   никак у людей не пройдет.

Мы знаем родителей, сердцем скорбящих,

   и ныне и в древние дни,

А будешь искать благодарных потомков,

   и жизнь твоя даром пройдет.

Приблизившись к монаху, Чжэнь Ши-инь спросил:

– Что это вы такое говорите, я только слышу «влечет» да «пройдет»?

– Если вы слышали слова «влечет» и «пройдет», значит вы все поняли! – засмеялся даос. – Ведь вам же известно, что «влечет» все то, что «пройдет», а «пройдет» все то, что «влечет», не «пройдет» все то, что не «влечет», и не «влечет» то, что не «пройдет». Поэтому моя песенка и называется «О том, что влечет и что пройдет».

Чжэнь Ши-инь был человек догадливый и, когда услышал слова монаха, улыбнулся и сказал:

– Постойте, разрешите мне дать толкование вашей песенке «О том, что влечет и что пройдет»!

– Что же, пожалуйста, толкуйте! – сказал монах.

Чжэнь Ши-инь прочитал:

В брошенных ныне пустынных покоях

Столики прежде

    табличек гостей не вмещали;

Желтые травы под ивой сухою

Скрыли то место,

    где пели и где танцевали.

Здесь паутину густую паук

    сплел по резным потолкам;

Бедные окна шелками зелеными

    ныне украсились там.

Густо румяна лежат,

Пудра струит аромат, —

Но почему-то седеют виски,

    инеем белым блестят.

Только вчера над костями насыпан

    холмик могильный из желтой земли;

Ныне ж под шелковым пологом красным

    в брачную ночь молодые легли.

Золотом полон сундук,

Полон сундук серебром, —

Станешь ты нищим в мгновение ока,

    люди злословят кругом.

Ныне вздыхаешь, что краткую жизнь

    прожил другой человек, —

Можешь ли знать, что, придя с похорон,

    сам ты окончишь свой век?

Все наставленья на свете

Часто не могут помочь – и тиранами

    вскоре становятся дети.

Тонкие яства вкушая,

Кто ожидает, что жизнь он окончит,

    в грязных притонах скитаясь?

Те презирали

    шапки ничтожных по чину, —

Нынче за это

    в шейных колодках стоят!

Эти ходили

    в рваной холодной одежде, —

Ныне ничто им

    длинный вельможи халат.

Вся наша жизнь – суета:

Только окончишь ты песню свою, —

    песня раздастся моя;

Земли, что были чужими вчера,

    завтра – родные края.

Все наши хлопоты – вздор:

Мы ведь в конце-то концов

Людям другим – не себе —

К свадьбе готовим убор.

Даос радостно захлопал в ладоши и воскликнул:

– Разгадал, разгадал!

– Что ж, пошли! – произнес Чжэнь Ши-инь.

Он взял у даоса суму, перекинул ее через плечо и, не заходя домой, последовал за ним.