Познав сущность небытия, Кун-кун переменил свое имя на Цин-сэн – Монах, познавший чувства, а «Записи на камне» назвал «Записками Цин-сэна».

Еще прошло время, и Кун Мэй-ци из Восточного Лу дал повести название «Драгоценное зеркало любви». Потом рукопись попала на «террасу Скорби по ушедшему счастью», где ее десять раз читал и пять раз исправлял Цао Сюэ-цинь. Он выделил в ней главы и разделы, составил оглавление и дал новое название – «История двенадцати головных шпилек из Цзиньлина», и все остальные названия сразу отпали. Так и появились на свет «Записи на камне».

В стихах, сложенных по этому поводу, говорится:

Хотя бумага

   вся в словах невнятных,

Но горечь слез

   в себе таит она.

Все люди скажут:

   бестолковый автор, —

Но кто поймет,

   чем грудь его полна?

Таким образом, происхождение «Записей на камне» вам уже известно. Остается выяснить: о ком и о чем рассказывается в ней?

Слушай же, читатель! В записи, сделанной на камне, сказано:

В те времена, когда земля обрушилась на юго-восточной стороне Поднебесной, там находился город Гусу, один из кварталов которого назывался Чанмынь. Здесь царили роскошь и разврат. За городскими воротами находился поселок Шилигай, и там в переулке Жэньцинсян стоял древний храм. Место это было довольно тесное, и жители называли храм – Хулумяо, то есть храм Тыквы-горлянки.

Неподалеку от храма жил отставной чиновник Чжэнь Фэй, известный также под именем – Чжэнь Ши-инь. Его жена, урожденная Фын, слыла умной и добродетельной женщиной и хорошо разбиралась в том, что такое этикет и долг. Правда, семья Чжэнь Ши-иня не отличалась особым богатством, но здешние жители считали ее знатной.

Сам Чжэнь Ши-инь был человек тихий и флегматичный. Он не стремился ни к подвигам, ни к славе, вел жизнь праведника и находил удовольствие лишь в том, что ухаживал за цветами, сажал бамбук, пил вино да читал нараспев стихи. И только одного ему не хватало: прожил он более пятидесяти лет, а сыновей у него не было – одна лишь трехлетняя дочка по имени Ин-лянь.

Однажды в знойный летний день Чжэнь Ши-инь сидел в своем кабинете с книгой в руках. Утомившись, он отбросил книгу, облокотился о столик и задремал. Неожиданно ему почудилось, что все вокруг заволокло туманом и он оказался в незнакомом месте. Откуда-то сбоку появились два монаха – буддийский и даосский. Они шли, разговаривая между собой.

– Куда ты собираешься идти с этой вещицей? – слышит он, как спрашивает даосский монах у буддийского.

– Не беспокойся, – отвечает тот. – Скоро должно быть вынесено решение по делу развратников и прелюбодеев. Люди эти еще не родились на свет, и я, воспользовавшись случаем, подсуну эту вещицу – пусть и она идет в мир.

– Я знаю, что прелюбодеев ждет земное перевоплощение, – промолвил даосский монах, – но скажи мне, откуда они явились? В какие края попадут?

– Это забавная история, – ответил буддийский монах. – Камень этот скитается по свету лишь потому, что в свое время богиня Нюй-ва не использовала его. Однажды он явился к бессмертной фее Цзин-хуань. Зная о его происхождении, та оставила его у себя во дворце Алой зари и дала ему имя «Хрустально-блещущего служителя дворца Алой зари». Здесь ему часто приходилось гулять по западному берегу реки Душ – Линхэ, где на самом краю прибрежного обрыва он увидел среди «Камней трех жизней» траву бессмертия – «Пурпурную жемчужину», прелестную и милую. День за днем он орошал ее сладкой росой, и только благодаря этому травка смогла прожить долгие годы и месяцы. Вобрав в себя все лучшее, что могут дать Небо и Земля, эта травка, окропленная сладкой росой, покинула свою растительную оболочку и, воплотившись в девичье тело, целыми днями бродит за пределами той небесной сферы, где не существует ненависти, вкушает «плоды сокровенного чувства», пьет «вливающую печаль воду». Но она бесконечно скорбит, что до сих пор еще не смогла отблагодарить камень за ту влагу, которую он когда-то дал ей. Она часто восклицает: «Он осыпал меня милостями, орошая дождем и росой, а мне нечем вернуть ему эту влагу. Если он явится в бренный мир в человеческом образе, я вместе с ним пройду период грез и отдам ему слезы всей моей жизни!» И вот сейчас собрали множество прелюбодеев, чтобы послать их в бренный мир. Трава бессмертия тоже находится среди них. Поскольку и этому камню суждено переродиться в человека, я взял его на суд бессмертной феи Цзин-хуань – пусть она запишет его в свою книгу и пошлет на землю, чтобы с этим делом раз и навсегда покончить.

– Право смешно: мне никогда не приходилось слышать, чтобы за благодеяние платили слезами! – заметил даос. – Может быть, спуститься в мир и помочь некоторым из этих людей освободиться от бремени земного существования? Разве мы не совершим тем самым доброе дело?

– Именно так думал и я, – сказал буддийский монах. – Только давай сначала отправимся во дворец феи Цзин-хуань и выясним, с кем связана судьба этого несчастного. А потом, когда души прелюбодеев снизойдут в бренный мир, спустимся вместе с ними. Пока перевоплотилась только половина из них, а остальные еще не явились на землю.

– Если так, я согласен, – заключил даос.

Услышав все это, Чжэнь Ши-инь не выдержал и подошел к монахам. Поздоровавшись с ними, он сказал:

– Разрешите побеспокоить вас, святые отцы!

– Пожалуйста, пожалуйста, – проговорил буддийский монах, торопливо отвечая на приветствие.

– Я только что слышал вашу беседу о судьбах прелюбодеев и о возмездии, ожидающем их, – проговорил Чжэнь Ши-инь. – Такие суждения редко удается услышать в мире смертных, и я, человек невежественный, не понял их до конца. Если вы окажетесь столь любезны и согласитесь просветить меня в моей тупости, я готов промыть себе уши и самым внимательным образом выслушать вас. Может быть, мне удастся познать истину и в свое время избежать гибели.

– Здесь кроется небесная тайна, – с улыбкой отвечали оба бессмертных, – и мы не имеем права преждевременно разглашать ее. Не забывай нас, и когда придет твое время, мы поможем тебе спастись из пекла.

Чжэнь Ши-инь внимательно слушал, но, так как расспрашивать больше было неудобно, он улыбнулся и произнес:

– Конечно, небесные тайны разглашать нельзя. Но мне послышалось, будто вы в своем разговоре упомянули слово «несчастный». Нельзя ли узнать, о ком шла речь?

– Ах вот оно что! Ты спрашиваешь об этой вещице! – проговорил буддийский монах. – В ней заключена лишь половина всей истории.

С этими словами он вынул яшму и