Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казарму, посмотри сынок!
Какая прелесть, право!
О двух прекрасных этажах
И там кровати были!
Грузины в четырёх стенах
Здесь словно в лодке плыли!
Но вышиб ей российский танк
Мозги однажды ночью
Коровы бродят кое-как
Ничейные воочью.
Во внутренностях у пустой
Казармы долголицей
«А ну корова-девка, стой!»
Корова стала птицей.
Душистых рек хитёр оскал
И зелени в три слоя,
Там над Кодором я стоял
Вчера ещё без боя
Зелёное епископское удостоверение в кармане джинсов
Я не нашёл сложенного вдвое
епископского удостоверения в кармане.
А мне нужно было от него избавиться
У меня из-за него могли возникнуть
крупные неприятности. Ведь я же не епископ.
Удостоверение, сложенное вдвое, было приготовлено
мною, чтобы положить его на дно пакета
с мусором
После получасового размышления я понял,
что удостоверение мне приснилось.
Потому я и не нашёл его сложенного вдвое
в кармане джинсов.
Последняя фотография Эдуарда Лимонова, 29 февраля 2020 года. Фото: Д. Духовской
«Очень плохо отношусь к предисловиям», или Как мы работали с Лимоновым над этой книгой
«Очень плохо отношусь к предисловиям», – написал мне Эдуард Лимонов в письме, отправленном за восемь дней до смерти, 9 марта 2020 года, года, когда я передал ему просьбу Сандалова, книгоиздателя, снабдить книгу «Старик путешествует» таковым.
Он терпеть не мог чужого вмешательства в бумажные кирпичики своей литературы. Предисловия, послесловия, комментарии – всё это раздражало Лимонова неимоверно. Разумеется, если речь шла о добавлениях, написанных посторонними. Сам же он оснащал собственные книги авторскими предуведомлениями нередко. Иногда ему хотелось объяснить свою книгу, иногда – было игрой. Замечательный пример – предисловие к сборнику «Американские каникулы», изданному в конце 90-х: «Седьмой год мы болеем эпидемией Лимонова…» – начинался этот апологетический текст о творчестве великолепного Э. Лимонова, скромно подписанный «Э. В. Савенко».
Это его стиль, его абсурдистское чувство смешного.
«Очень плохо отношусь к предисловиям…»
Схитрив, я пишу к его сборнику не предисловие, но послесловие. Это необходимо. Дело в том, что перед вами последняя книга стихов Эдуарда Лимонова. И обстоятельства её появления на свет важны. Для, как минимум, истории русской поэзии. Кроме меня, этих обстоятельств не знает никто.
Был я знаком с Лимоновым тридцать лет. С восемьдесят девятого, когда через пару часов после его первого прилёта из эмиграции увидел Эдуарда на вечере юлиансемёновской газеты и подошёл познакомиться. И до самых последних его дней в ледяном марте двадцатого года. Общаться тесно мы начали вскоре после октябрьских, в которых оба участвовали, событий девяносто третьего, в начале следующего года. Создавали хорошо всем известную партию, придумывали и делали великолепную газету «Лимонка». Эдуард был мне крайне интересен, возможно, интереснее всех, с кем сталкивала щедрая на встречи жизнь. Видимо, и ему со мной было не столь скучно, как с большинством окружающих. Получилось так, что я вошёл в ближний круг Лимонова, круг тех, с кем он общался вне каких-либо деловых отношений. В нулевых, после его тюрьмы, был период, когда мы виделись реже, сходясь несколько раз в год за бутылкой водки или парой бутылок вина. В 2010-м, во время одной из таких встреч (за столом ещё присутствовал наш общий друг писатель Тьерри Мариньяк), Лимонов предложил мне постоянно ассистировать ему в книжных делах. Так я стал его литературным секретарём. Последующие десять лет совместной работы были и школой, и счастьем. Возможность быть самым первым читателем Лимонова я полагал выдающейся привилегией. Он, посмеиваясь, называл нашу команду «артелью». В двух книгах мне довелось стать его соавтором.
«Зелёное удостоверение епископа, сложенное вдвое», последний стихотворный сборник Эдуарда Лимонова, был завершён автором осенью 2019 года. Двадцатого сентября утром я получил от Лимонова по email письмо:
Привет, Данила!
Неожиданно для себя сегодня закончил книгу стихотворений. Название длинное «Зелёное удостоверение епископа, сложенное вдвое». Считал, что книга не особого качества. Но стал читать сегодня – интересно и новые ноты. Теперь нам нужно искать издателя.
Я сразу ответил:
И Вам привет, Эдуард!
Здорово читать такое, прямо рад. Возьмусь за набор. Буду делать сам – это удовольствие. Про издателя думаю.
Лимонов в ответ:
Получилось, что я тебе намекнул, а ей-Богу и в мыслях не было. Просто вспомнил как ты меня спрашивал не единажды, мол что со стихами? Ну так вот что.
В следующем письме, написанном по совсем другому поводу, Эдуард вдруг счёл необходимым высказаться о сборнике, отданном мне в работу:
…тут много о смерти. Но я, как профессионал, подумал, что это может быть интересно другим читателям, ведь всем придётся пройти через это.
Вскоре я приступил к набору книги, старательно различая и разлепляя буковки обычно разборчивого, но теперь местами драматически ухудшившегося почерка Лимонова. Я старался и уже 8 октября 2019 года отослал Эдуарду готовый файл набора.
В сопроводительном письме я спрашивал:
…обратил внимание, что стихотворение «Всё также дают Оскаров…» повторяется два раза – на стр. 56 и на стр. 59. Есть лишь небольшое различие по знакам пунктуации. Это замысел или оплошность?
Лимонов:
Есть такое дело. Память стала дерьмо, и невнимателен стал. Надо подумать, что с ним делать, со стихотворением. Решу.
В итоге дублировавшееся стихотворение было заменено Лимоновым на великолепное «Носите скромные одежды…». Когда в сентябре 2020-го мы устраивали в ЦДЛ вечер памяти Эдуарда, я факсимильно воспроизвёл его внутри пригласительного билета – оно подходило по смыслу и звучало как бы обращением Лимонова к пришедшим на вечер в его честь.
А вычитка и правка текста продолжались. В очередном письме я допытывался:
…уподоблюсь редактору-психопату и спрошу: «хвощь» и «срачь» – зачем в этих словах мягкий знак на конце? Он не произносится же никак, а по обычному написанию там и вовсе не нужен.
Ещё в стихотворении «Время прозвенело девкой-загогулиной» есть слово «momento» – это специально через «о»? Выражение «помни о смерти» пишется «memento mori».
Лимонов:
Хвощь и срачь – это да, специально, чтобы подчеркнуть сочность хвоща и срачность срача. А вот с memento ты абсолютно прав, это моя ошибка. Исправь пожалуйста.
Я не унимался:
Сэр Эдвард, в тексте «О сборнике» слова «Чего-нибудь особенного сказать не могу. Честно видел мир вниз головой. Такой он и есть» – это привет обоюдно нами любимому Ходасевичу, да? (Подразумевал я строки Ходасевича «Счастлив, кто падает вниз головой: мир для него хоть на миг – а иной».)
Лимонов:
Да нет, это неосознанно…
О том, сколь внимательно подходил Лимонов к содержанию и композиции стихотворного сборника, свидетельствует и последняя, неожиданно внесённая им правка:
Данила, дорогой! Необходимо удалить стихотворение «ВЕРЕ». Оно – мутное по смыслу. И заменить стихотворение на следующее:
Я не знаю, мне нет духа,
Вертикального пространства
Чтобы в небеса забраться
Где и солнечно и сухо
Где летают авионы,
Где Господь проходит бодро,
Облаками его бёдра
Камуфляжно заслонёны…
Твой,
ЭЛ
* * *
Ну, что ещё? В одном из сугубо технических писем, отправленных во время подготовки сборника, я обронил такую фразу:
Проснулся, проверил почту и обнаружил Ваше письмо. Вот не сплю, как ни банально, стихи пишу. Псих, одним словом…
Ответ Лимонова примечателен тем, что в нём он сообщает детали своей поэтической кухни:
Не особо и псих.
Я порой просыпаюсь, записываю что-нибудь с пол-часа, потом ложусь.
На мой взгляд вполне нормальное