Боковым зрением заметила суету возле ЗАГСА. Это Эдик выскочил из автомобиля и бежал к нам.

– Решайся, Мартышка, сейчас, – командует Андрей.

Я смотрю на маму. И вижу ее кивок.

– Езжай, Лесёнок.

Мне больше ничего и не надо. Я бросаю на землю букет. Срываю фату и усаживаюсь на мотоцикл. Андрей срывается с места за несколько секунд до того, как подоспел Эдик.

Я лишь на миг обернулась, чтобы посмотреть все ли нормально с мамой, но вместо нее увидела глаза Эдика, в которых застыла лютая ненависть.

Я заслужила. Но если бы он слушал меня. Все могло бы сложиться иначе.

Прижимаюсь щекой к спине Андрея. Теплый. Родной. Мой. Что это? Любовь с первого взгляда? Или с первого поцелуя?

Но я все-таки думаю, что он прислан Вселенной. Наша встреча была предрешена заранее Всевышним. Потому что я чувствую душой, что Андрей – моя вторая половинка.

Парень останавливается на светофоре. Отнимает мою руку от себя, переплетает наши пальцы, целует.

Я тут же краснею. Мне так неловко, что я разъезжаю на байке в свадебном платье.

Чувствую себя сбежавшей невестой.

Андрей поворачивается ко мне вполоборота, и я замечаю на его губах улыбку:

– Я люблю тебя, Мартышка. Ты сделала правильный выбор. Я поговорю с отцом и надеюсь, что он сможет как-нибудь помочь твоему брату…

Но он обрывает свою речь на полуслове. Оборачивается назад. А я спиной чувствую надвигающуюся опасность. Тоже поворачиваюсь.

Но мы слишком поздно понимаем, что приближающийся автомобиль не собирается тормозить. А когда удается понять, что за рулем сидит Эдик, ни у одного из нас не возникает никаких сомнений в том, что парень вообще намерен тормозить.

– Держись, – только и успевает сказать Андрей, когда выкручивая сцепление, с визгом срывается с места.

Я вцепляюсь в него. Сильно зажмуриваюсь, но было слишком поздно. Машина нас все же догоняет и бьет мотоцикл в зад.

А дальше… секундное непонимание всего, что с нами происходит. Резкая боль отрезвляет на минуту, но тут же в глазах все темнеет и я оказываюсь на дне темного колодца беспамятства.

– Мам, убери ты от меня эту кашу. Видеть ее не могу, – раздраженно отворачиваю голову.

Женщина тихо вздыхает. Ставит на тумбочку тарелку, встает с кровати.

– Лесёнок, – начинает она. – Тебе нужны силы. Нужно кушать, чтобы…

Резко поворачиваю голову к маме. Зло стреляю в нее глазами.

– Зачем? Зачем мне есть, мам? Чтобы побыстрее сесть в инвалидное кресло? – сжимая зубы, чеканю каждое слово в вопросе.

– Лесёнок, ну почему сразу инвалидное кресло? Врачи сказали…

– Мам, хватит. Я все слышала, что сказал врач: надейтесь на чудо… Не будет чуда, мам. Это мне в наказание за Эдика.

– Не говори так, Олеся, – мама садится на краешек кровати и прячет лицо в ладони. – Если говорить про наказание, то во всем виновата я. Только я.

В моей груди растекается боль. Дикая. Неуемная. Мне хочется крикнуть так сильно, чтобы выплеснуть ее из себя, но вместо этого , она ядом разочарования и досады впитывается в мою кровь. Мама не права. Ей не стоит себя винить…

Протягиваю руку, дотрагиваюсь до женщины кончиками пальцев.

– Мам. То, что случилось, уже нельзя изменить. Не плачь, пожалуйста. Не рви сердце ни себе, ни мне.

Женщина неожиданно замирает. Сидит так несколько секунд, а потом убирает от заплаканного лица ладони, смотрит на меня блестящими глазами.

– Я тебе обещаю, Лесёнок, что сделаю все для того, чтобы ты начала ходить. Ты будешь ходить. И точка, – она порывисто обнимает меня, целует в щеку. – Я позволила посадить сына, не смогла добиться правды в суде, но за тебя. Поборюсь.

– Мам, что ты хочешь сделать? – у меня от тревоги невольно сжимается сердце.

– Я вытрясу из семейки твоего несостоявшегося мужа душу. Пусть как хотят, но поставят тебя на ноги, – твердо заявляет она.

– Мам, не делай этого, – протянулась к ней рукой, – у меня, кроме тебя, никого нет.

Я вспомнила, как после того, как я очнулась после недельной комы, ко мне в палату ворвался отец Эдика и орал так, что я чуть не умерла от страха. Именно в тот день я и узнала о том, что больше не смогу ходить. Вместо того, чтобы убежать, позвать на помощь, я лежала на кровати пластом, и была не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Могла только плакать и плакала. Долго плакала.

Эдик ко мне так и не пришел ни разу, как впрочем и Андрей. Оба пропали. Испарились. Через несколько недель чувствительность вернулась к верхней части позвоночника, врачи назвали это чудом.

Я в тот момент пыталась несколько раз дозвониться Андрею, но его телефон был недоступен. Пыталась найти его в соцсетях, но что я о нем знала? Даже в новостных лентах не нашла ни одного упоминания про то, что Эдик нас сбил. Жестоко. Специально.

Никогда не забуду его страшный, равнодушный взгляд в тот момент, когда он, не сбавляя скорости, врезался в мотоцикл Андрея.

Дальше я ничего не помнила. А свидетелей, как сказала мама, почти не было. И если бы у Андрея отец не был бы шишкой, то скорее всего Эдику сошло бы все с рук. Но по словам мамы, Эдик сейчас находится под следствием, а его отец рвет и мечет, пытаясь добиться оправдательного приговора для своего сыночка.

– Лесён, давай может я тебе что-нибудь вкусненького принесу? – вопрос мамы клином разрезает мои мысли.

– Что? – хлопнула глазами, возвращаясь назад, в палату.

– Ну, может какую-нибудь малюсенькую пироженку тебе принести? – нежно улыбается женщина, глядя мне в лицо.

– Не нужно, мам. Я и так много ем и не двигаюсь, – отрицательно качаю головой, – обойдусь кашей, – отвечаю ей и вымученно улыбаясь.

Мама тихонечко сидит на краю кровати, смотрит вдаль, о чем-то думает.

– Мам, а про Андрея ничего не слышно? – спрашиваю у нее, стараясь скрыть волнение в голосе.

Женщина медленно поворачивает ко мне голову и я вижу как в ее глазах загорается злость.

– Нет, – качает она головой.

И я понимаю, что даже если бы она что-то и знала, то точно мне бы не сказала.

– Мам, Андрей ни в чем не виноват. Так что не злись на него.

– Но все началось именно тогда, когда ты его встретила, – сухо и, зло ответила мама.

– Знаешь, мам, уж лучше так, чем сидеть в железной клетке у зверя, – закусываю губу до боли.

– Прости, Лесь, – мама импульсивно хватает меня за ладонь, прижимается к ней губами, – я, я во всем виновата. Я уговорила тебя на эту свадьбу. А мне ведь Клава сразу сказала, что быть беде. Платье невесты не к добру рвется.