Серафима пришла в журналистику не случайно. Она всегда любила писать и в школе даже сочиняла стихи, особенно с близкой ей рифмой: «счастье – ненастье». Но после школы о журфаке как-то не думалось, она любила литературу и без колебаний поступила на филологический факультет педагогического института.

Это был затхлый мирок юных девиц, половина из которых мечтала выйти удачно замуж, желательно за границу. Сима в эту территорию не вписывалась, она училась жадно и с интересом, стремясь узнать как можно больше, формируя свое чувство стиля, слова и слога. Серафиме нравились латинский и старославянский языки, от которых у других студентов «сводило челюсти», как от лимона. Серафима с упоением открывала для себя другой мир, другие эпохи, где творили писатели и поэты – внешне дворяне, а в душе – обычные люди, им была чужда напыщенность царских светских приемов. Они тонко описывали переживания человеческой души, и когда Сима читала, как Герасим топил Муму, у нее на глаза наворачивались слезы.

Работать в школу Серафима Павловна тоже пришла с удовольствием, и первые месяцы учительство приносило ей «море кайфа», она даже жила, словно по школьному расписанию: от первой до второй смены, от звонка до звонка. Но однажды завуч по воспитательной работе попросила ее написать заметку в городскую газету о проблемах школьного образования глазами молодого педагога.

– Вы же учитель русского языка и литературы, значит, писать умеете, – аргумент был рациональным. – Напишите красиво, чтобы директору понравилось.

– А я заметку пишу в газету или директору? – уточнила Серафима.

– Сначала директору на согласование, а потом уже можно отдать в газету.

Текст статьи как-то сам собой получился легко и быстро.

Когда Сима пришла в здание, где располагалась редакция газеты, то без труда нашла главного редактора Дмитрия Ивановича Гука, которого почему-то все звали Димой Иванычем. Мужчина пробежал Симин текст глазами, и она поняла, что ему понравилось.

– А вы не хотите у нас поработать? – вдруг спросил Гук. – У нас девушка одна в декрет уходит, а у вас, вижу, слог хороший. Вы интересно пишете. Попробуйте!

И Серафима, как будто бы этого неожиданного предложения всегда и ждала от судьбы, не раздумывая согласилась. Ей нужна эта атмосфера, царивший вокруг шум, эти люди. Она хочет здесь работать.

– Ты сошла с ума! – подружки-учительницы возмущались хором.

– Сошла, – согласилась Сима. – Но я хочу и буду работать в газете.

Только сейчас, вспоминая начало своего журналистского пути, Сима подумала, что если бы она тогда осталась в школе, то, может быть, и работала там по сей день и не гонялась бы за сенсациями, в надежде написать интересную статью в газету, которой еще нет.

В универсаме, куда они пришли с Аванесовым, было многолюдно: длинные очереди тянулись ко всем кассам и основательно портили покупателям все удовольствие от покупок.

– Наверное, опять акция, – тоном знатока сказала Серафима.

– Какая акция? – Аванесов жутко не любил ходить в магазины, и поэтому побыстрей хотел найти кассиршу, задать ей свои вопросы и убраться отсюда.

– В прошлый раз акция была на шпроты, а сейчас на что-нибудь другое, – объясняла Сима. – Это такое специальное предложение, когда два товара можно купить по цене одного.

– Откуда знаете? Работали в магазине?

– Я работала журналистом, а здесь работает девушка, которая тоже когда-то пробовала свои силы в нашей газете. Вон она, в красивой форме с колпаком.

– И стала продавщицей потом? – удивился Аванесов.

– Так сложились обстоятельства.

Лена Дементьева громко разговаривала с плотной невысокой женщиной, нагруженной покупками. Из ее коляски свисали сосиски, виднелись горлышки бутылок молока, коробочки разного йогурта. Сладкие булочки немного придавило картошкой, бутылка подсолнечного масла лежала на боку, подпирая сетку с мандаринами. Такой вариант маленького продовольственного склада на случай войны. Тетка оживленно жестикулировала и размахивала чеком.

– Мать-героиня, что ли? Продуктов набрала на сто лет, – бурчала Сима. – Никак нашу Дементьеву отпустить не может.

– Ну, люди! – запыхавшись, сказала Лена, подходя к ним. – Дамочка решила, что ее обсчитали на целых шесть рублей. Две кассы пересчитывали, все правильно, еле успокоили.

– Да, Дементьева, эмоциональная у тебя работа.

– Что еще случилось, Серафима Пална?

– Это следователь Аванесов, он хотел бы поговорить с кассиршей, которую ты вчера ко мне подводила.

Следователь молча кивнул, то ли в знак приветствия, то ли подтверждая сказанное Симой.

– С Кузей? – уточнила Лена. – Ой, в смысле с Тамарой Кузнецовой? Она где-то здесь ходила по торговому залу, работает сегодня на фасовке товара. Пройдемте к ней в подсобку.

Они прошли через большой торговый зал, обогнули длинные очереди, чуть не запнулись об упаковки с молоком и уткнулись в тяжелую металлическую дверь. Следователь дернул за ручку, но дверь не поддавалась. Металлическая поверхность, усыпанная болтами, как осенняя поляна грибами, не имела замочной скважины, поэтому достучаться до Кузнецовой было проблематично. Тут Аванесов надавил на дверь очень сильно, пружина натужно заскрипела, и в двери показался просвет.

– Наконец-то, – обрадовалась Серафима, – а то не дверь, а ловушка какая-то…

И тут же осеклась.

Рыженькая худенькая продавщица Тома лежала на полу подсобки, раскинув руки. Вокруг ее головы веером была разбрызгана кровь, к которой из маленького окошка подсобки шли тонкие лучики света, и казалось, что Тамара лежит в ореоле из томатного кетчупа. Продукты, беспорядочно и хаотично раскиданные по помещению, валялись на полках и в ящиках.

– А-а-а-а-а-а-а! – закричала Лена. – Кузя, Кузичка! Томочка, вставай!

Сима, которая сразу все поняла, обняла Дементьеву и тихо гладила ее по голове.

– Не слышит она тебя. Не успели мы, не успели мы с ней поговорить.

Оживился только Аванесов, который, как служебная собака, начал обходить, осматривать и обнюхивать помещение.

– Похоже на удар рубящим предметом, например, топором, следы об этом говорят, но эксперты скажут точнее. Сейчас вызову опергруппу. – И он начал названивать по телефону. Лена плакала навзрыд.

– Она такая спокойная всегда была, в работе безотказная, если кого подменить надо, всегда пожалуйста. Вот ведь как бывает. – Она покосилась на труп и опять зарыдала.

Сима в голове пыталась сложить обрывки приходящих мыслей.

«Это явно тот мужик, что покупал коньяк и конфеты. Но откуда он узнал, что Тома успела мне рассказать? Не мог он этого знать, если только в тот день случайно не слышал наш разговор. Но это абсурд какой-то!»