их от разных искажений и примесей, вносимых в течение веков небрежными и невежественными переписчиками, то есть возобновили труд, начатый еще Максимом Греком. Для сего труда, между прочим, вызвали в Москву троицкого канонарха старца Арсения Глухого, знакомого с греческим языком, и клементьевского священника Ивана Наседку. А эти два лица, в свою очередь, били челом, что особенно испорчена от неразумных писцов по всей Русской земле настольная книга Потребник и что им одним с этой книгой не справиться. Тогда по царскому указу (1616 г. 8 ноября) исправление Потребника поручено было преимущественно троицкому архимандриту Дионисию; а он, кроме названных лиц, в помощь себе должен был выбрать тех из монастырских старцев, «которые подлинно и достохвально извычны книжному учению и граматику, и риторию умеют». Дионисий с обычным рвением и добросовестностью принялся за порученный им труд и довольно скоро его окончил. При исправлении Потребника он и его товарищи, между прочим, уничтожили прибавочные слова «и огнем» в молитве при освящении богоявленской воды («и освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем»). Эта невежественная прибавка из неисправных рукописей успела уже перейти в Потребники, напечатанные при царе Федоре Ивановиче и патриархе Иове. Но уничтожение ее возбудило ропот.

В числе наиболее негодующих оказался помянутый выше головщик Логин, который при царе Василии Шуйском и патриархе Гермогене сам участвовал в печатании церковных уставов и самовольно вносил в них разные искажения. Он вместе с уставщиком Филаретом и ризничим Маркеллом написал в Москву донос на мнимую ересь Дионисия и его сотрудников. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Крутицкий Иона, человек недалекий и малосведущий, дал ход доносу; вызвал Дионисия с товарищами и подверг их строгому розыску. Пристрастные судьи потребовали с Дионисия 500 рублей и, не получив их, велели заключить его в оковы, водить его к митрополиту в праздничные дни по улицам и площадям; чем выставляли его на поругание простому народу, в который была пущена молва, что это такие еретики, которые хотят вывести из мира огонь. Великую старицу Марфу не преминули вмешать в это дело, представляя ей исправителей еретиками.

Дионисий с терпением и кротостью переносил посланное ему тяжкое испытание, а печаловался только о своих товарищах. Из них Арсений Глухой не выдержал и подал челобитную боярину Борису Михайловичу Салтыкову, начальнику приказа Большого дворца, который, как мы видели, по просьбе самой братии, ведал Троицкий монастырь. Арсений, хотя и оправдывал поправки, но жаловался на Дионисия (и Ивана Наседку) в том, что он такое важное дело совершал не в Москве на глазах у митрополита, а у себя в монастыре. Обвиняемые были осуждены духовным собором. Дионисий приговорен к ссылке в Кириллов Белозерский монастырь (1618 г.). Но так как в это время случилось нашествие на Москву королевича Владислава и пути не были свободны от неприятельских отрядов, то архимандрита заключили пока в Новоспасском монастыре, причем не только наложили на него епитимию в 1000 поклонов, но подвергали побоям и другим мукам[6].

II

Филарет Никитич и вторая война с Польшей

Оправдание архимандрита Дионисия. — Искание невесты Михаилу за границей. — Пересмотр дела Хлоповой. — Брак с Евдокией Стрешневой. — Меры экономические. — Новая Земская дума. — Работа писцов и дозорщиков. — Противопожарные меры. — Церковно-обрядовая сторона. — Риза Господня. — Внешние сношения и торговые домогательства иностранцев. — Шведские отношения. — Польские «неправды». — Приготовления к войне. — Наем иноземных полков. — Закупка оружия. — Русские полки иноземного строя. — Выбор Шеина главным воеводой. — Его слова при отпуске. — Объявление войны. — Наказ воеводам. — Чрезвычайные меры по военному обозу и сбору рати. — Поход и поведение Шеина. — Успешное отобрание городов у Литвы. — Дорогобужское сидение Шеина. — Движение к Смоленску. — Слабость смоленского гарнизона

С возвращением Филарета Никитича из плена произошла большая перемена в московской правительственной сфере. Почувствовалась опытная, твердая рука; боярскому самовластью мало-помалу положен предел; преобладавшее и не всегда благое влияние великой старицы Марфы на своего сына уступило место исключительному влиянию отца, облеченного высшим духовным саном. На государственных грамотах нередко стоят рядом два имени: «Государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси с отцом своим с великим государем святейшим патриархом Филаретом Никитичем Московским и всея Русии».

Некоторые неправильно решенные дела были подвергнуты пересмотру. Так, одним из первых распоряжений патриарха Филарета была отмена соборного приговора по отношению к архимандриту Дионисию и его товарищам. Филарет воспользовался пребыванием в Москве иерусалимского патриарха Феофана и обратился к нему с вопросом: есть ли в греческих книгах при молитве водоосвящения прибавка «и огнем». Феофан отвечал отрицательно. Тогда вопрос был вновь предложен на обсуждение духовного собора; причем Дионисию предоставлена свобода обличать своих противников. Его освободили и возвратили на Троицкую архимандрию (1620 г.). Для вящего убеждения сомневающихся Филарет просил отъезжающего Феофана поговорить об этом вопросе с другими восточными патриархами и справиться в старых греческих служебниках. Феофан исполнил сию просьбу и вместе с патриархом Александрийским Герасимом прислал в Москву грамоты, в которых они подтверждали отсутствие в греческих книгах слов «и огнем». Тогда (в 1625 г.) Филарет разослал указ о том, чтобы церковные власти в печатных Потребниках означенные слова замазали чернилами.

Особенное внимание обратил патриарх на дело о ссылке нареченной государевой невесты девицы Хлоповой. Немедля по возвращении Филарета она была переведена со своими родственниками из Тобольска в Верхотурье, а в следующем, 1620 году ее переселили в Нижний, то есть еще ближе к Москве. Но с пересмотром дела о ней патриарх не спешил, потому что имел в это время другие планы насчет женитьбы своего сына.

Как основатель новой русской династии, естественно, Филарет желал придать ей блеска родственным союзом с каким-либо владетельным европейским домом. И вот началось искание невесты для Михаила Федоровича по заграничным дворам. Сначала послали одного московского немца в Дрезден, где он тайно, но безуспешно разведывал о саксонских принцессах. Потом, узнав, что у короля Датского Христиана IV есть две племянницы-девицы, принцессы Шлезвиг-Голштинские, снарядили в 1622 году в Копенгаген посольство с князем Алексеем Львовым и дьяком Жданом Шиповым. Снабженные подробным наказом, что говорить и как поступать, послы обратились к Христиану IV со сватовством старшей его племянницы Доротеи. После многих переговоров с королевскими советниками они наконец получили отказ под тем предлогом, что Доротея уже сговорена за одного немецкого принца. Тогда немедля, в том же 1622 году, московское правительство послало гонца к шведскому королю Густаву Адольфу сватать его свояченицу Екатерину, дочь маркграфа Бранденбургского. Долго тянулись и эти