низким, медлительным голосом вопросила Сагул. – Это ты, Тунува Мелим?

– Я, – отозвалась Тунува (ясно, здесь еще не слышали о случившемся). – Настоятельница, я сейчас из долины. Одна из наших юных сестер… взобралась на дерево.

Сагул склонила голову к плечу.

– Кто? – с угрожающей мягкостью спросила Эсбар. – Тува, кто это сделал?

Тунува собралась с силами:

– Сию.

Эсбар, чернее грозовой тучи, вскочила на ноги. Тунува вскинула руки, чтобы заслониться или хоть попытаться, но ее опередила Сагул.

– Эсбар, не забывай, кто ты есть. – (Та замерла.) – Если желаешь служить мне как мунгуна, ты должна успокаивать и утешать сестер, а подобный вид их только растревожит.

Эсбар выровняла дыхание, засыпая внутренний огонь песком.

– Да, настоятельница, – отрывисто ответила она. – Конечно.

Она тронула Тунуву за плечо и вышла. Тунува не сомневалась, что Сию еще узнает ее гнев.

– Вина! – воскликнула Сагул.

Тунува, заняв опустевшее кресло, закончила разливать напиток за Эсбар.

– Расскажи, что случилось.

Она рассказала. Лучше пусть узнает от нее. Сагул слушала, не прикасаясь к вину, и смотрела в стену напротив. Зрачки у нее были не черными, а серыми от помутившей зрение болезни.

– Она потревожила плоды? – спросила наконец настоятельница. – Ела то, чего ей не даровали?

– Нет.

Потянулось молчание. Где-то снаружи вскрикнула амбарная сова.

– Она раскаивается?

– Полагаю, раскается, – не сразу ответила Тунува. – Когда поразмыслит.

– Если не раскаивается теперь, то и не станет. Мы внушаем детям глубокое почтение к дереву, Тунува. Учим этому прежде, чем письму, чтению и бою. Среди нас иная и в два года понимает, что нельзя лазать по его ветвям.

Тунува не нашла чем возразить. Сагул провела кончиками пальцев по столу, нащупала донце чаши.

– Боюсь, это только начало, – пробормотала она. – Обитель гниет изнутри.

– Гниет?

– С тех пор как Мать в этой долине осилила Безымянного, прошло более пяти веков, – напомнила Сагул. – И ничто за это время не указывало на его возвращение. Кто-то из нас неизбежно должен был задуматься, зачем нужна обитель.

Тунува пригубила вино – глоток не избавил от сухости в горле.

– Поступок Сию, при всей его нечестивости, всего лишь признак разложения. Она уже не чтит дерева, потому что не страшится зверя, от которого оно защитило Клеолинду Онйеню, – угрюмо говорила Сагул. – Безымянный для нее – сказка. И для всех нас. Даже ты, Тунува, при всей твоей верности нашему дому, должно быть, задавалась вопросом, зачем мы здесь.

Тунува потупила взгляд.

– Впервые покинув обитель, – призналась она, – я вышла в Багровую пустыню, где солнце горело на коже, и поняла, как широк и славен мир, как много в нем чудес. Верно, тогда я спросила себя, зачем мы таимся в его уголке.

Она так ясно помнила свое первое путешествие за пределы долины. Эсбар ехала с ней рядом. Сагул послала их собрать редкий вид мха, произраставший на горе Энунса, – эта задача увлекала их прочь от дома, не заводя ни в одно селение.

В детские годы Тунува побаивалась Эсбар, ее острого языка и несокрушимой уверенности в себе. Эсбар же считала Тунуву чопорной и скучной. И все же обе знали, что первые шаги за пределы обители им предстоит сделать вместе, потому что они ровесницы.

Все переменилось за год до того путешествия, когда Тунува затеяла поединок с Гашан Янудин. Эсбар с Янудин соперничали с детства, каждая мечтала в свой срок стать настоятельницей. За ревностным противостоянием они никого больше не считали себе ровней, поэтому Гашан, когда Тунува подступила к ней, не скрыла презрения.

До того Тунува всегда приуменьшала свое искусство во владении копьем, не видела нужды хвастать им перед сестрами, но тогда вдруг поняла, что по горло сыта Гашан и Эсбар – двумя солнцами, презирающими самые яркие звезды. Она вложила в удар все годы усердного учения, и Гашан, не успев даже осознать опасности, осталась без оружия. В ту ночь Эсбар нашла ее на галерее, где Тунува разминала и растягивала мышцы.

Эсбар без приглашения села рядом, она принесла с собой вино и две чаши.

– Наконец-то обратила на себя внимание. Когда это ты, наша тихоня и подпевала, обрела дар копейщицы?

– Ты называешь меня подпевалой, потому что я покорна Матери. – Тунува опустилась рядом на ступеньку. – И ты бы не сочла меня тихоней, если бы хоть раз дала себе время со мной поговорить.

Эсбар поняла намек. Они провели за беседой всю ночь, узнавая друг друга и открывая в себе неожиданное тепло. Разошлись уже после восхода.

С тех пор они стали куда лучше понимать друг друга. Эсбар встречала ее взгляд в коридорах, находила предлог, чтобы заглянуть в комнату, останавливалась поговорить при случайной встрече. А потом им исполнилось по двадцать, и пришел день первого выхода в мир.

Тунува на время затерялась в прошлом. Жестокая красота пустыни. Какими маленькими они казались себе перед ее лицом! Как искрился крошками рубина песок! Она впервые видела над собой столько ослепительной синевы, не обрезанной деревьями или стенами долины. Они остались без сестер, одни в песчаном море и все же открыты целому миру.

Тунува с Эсбар переглянулись в изумлении. Позже они поняли, что чувствовали одно и то же – не только перемену в мире, но и новое в себе. Должно быть, то чувство и толкнуло Эсбар ее поцеловать. Задыхаясь от смеха, они обнимались в мягком тепле бархана, и небо было невыносимо голубым, и песок шелком перетекал под телами, и дыхание горело огнем.

Тридцать лет прошло, а Тунува все еще дрожала, вспоминая. Она вдруг ощутила касающуюся груди ткань и назревающую боль внизу живота.

– Почему ты вернулась? – Вопрос Сагул вернул ее в настоящее. – Почему не осталась в широком и славном мире навсегда, Тунува?

Эсбар задала тот же вопрос в день, когда они лежали в тени скалы. Обеих брызгами крови облепляли блестящие красные песчинки.

– Потому что тогда осознала свой долг, – сказала Тунува. – Увидев мир, став его частью, я оценила, как важно его защитить. Если Безымянный и вправду вернется, может быть, только мы сумеем… и я буду помнить. Я останусь.

Сагул улыбнулась – теплой, настоящей улыбкой, от которой морщинки в уголках глаз лишь обогатили ее красоту.

– Понимаю, ты считаешь, Сию еще не созрела, чтобы отведать плода, – говорила Тунува. – Я знаю, как опасно воспламенение прежде времени. И знаю, что эта… ошибка, этот глупый проступок не убедит тебя в ее зрелости, Сагул.

– Хм?

– Но, быть может, Сию нужно, как и мне тогда, полюбить внешний мир. Отпусти ее к золотым дворцам Лазии. Пусть охраняет принцессу Йенйеди. Пусть испытает чудеса мира, чтобы понять, как важна обитель. Пусть не видит в нашем доме клетки для себя.

Между ними протянулось молчание. Сагул надолго припала к чаше.

– Солнечное вино, – сказала она. – Одно из чудес древнего мира.

Тунува ждала. В рассказах настоятельницы обители Апельсинового Дерева всегда крылся смысл.

– За его доставку из Куменги приходится дорого платить. Мне