Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Муся! – Леший нахмурился, а Марина, улыбаясь одними глазами, строго сказала:
– Толя! Ты там не увлекайся!
– Марин, обижаешь! Я как дедушка, ты что!
– Знаем мы этих дедушек, – проворчал Лёшка, провожая глазами розовую от смущения Мусю, которая на обратном пути ухитрилась еще и Митю поцеловать: быстренько, в макушку.
– Это что ж такое? – сердито спросил Леший. – У нас сегодня что – день поцелуев?
– Конечно! – ответила Марина и поцеловала его. – А ты не знал?
Митя встал.
– Еще одна речь, что ли? Работать пора!
– Подожди, это интересно.
Митя тоже смущался, но держался твердо.
– Уважаемые Марина Сергеевна и Алексей Михайлович!
Анатолий присвистнул:
– Да тут все серьезно.
– Я хочу сказать, что мы с вашей дочерью Мусей, – тут он несколько сбился. – Правда, ей это имя больше не нравится, но мы пока не придумали другое, поэтому пусть так…
– Митя! Говори уже! – зашипела на него Муся.
– Да! Мы с Мусей любим друг друга и хотим пожениться. Не сейчас, конечно! Когда Мусе будет восемнадцать. И я прошу у вас руки вашей дочери.
Он сел и вытер пот со лба.
– Ты ж понимаешь! – растерянно сказал Семеныч. – Нашли время!
А Иллария Кирилловна, утирая платочком слезу, ответила ему:
– Для любви всегда есть время!
«Вот кто бы говорил!» – подумал Семеныч, но вслух произнести не решился.
День клонился к вечеру, скоро должно было совсем стемнеть, но небо светилось тусклым оранжевым отблеском приближающихся пожаров. А в воздухе висела мелкая, нагоняемая ветром копоть. Под навес потихоньку сползались «колхозники» – усталые, грязные и мокрые от пота. Они сделали уже очень много: опахали деревню и, насколько смогли, расчистили часть леса вокруг: вырубили подлесок, выжгли хвойную подстилку; подготовили помпы, убрали подальше все огнеопасное, устроили около реки загон для скотины – куры, поросенок и козы были в безопасности. Правда, поросенку пришлось надеть шлейку, и Муся следила, чтобы он не запутался в поводке, потому что шустрый Кузя всё норовил подрыться под ограду и сбежать на волю. Загон сначала хотели устроить на том берегу, и даже соорудили на скорую руку земляную лестницу, а то уж больно крутой подъем, но потом передумали, представив, каково это будет – тащить туда коз и поросенка. А лестница – ничего, потом пригодится. Шарик же пока так и бегал за Семенычем по деревне. «Потом ужо привяжу, не до тебя», – ворчал хозяин. На кошек пришлось махнуть рукой: пусть сами думают, не привязывать же всех. Да поди отлови их для начала! Но самой большой проблемой оказалась бабка Марфа – ее дом ближе всех стоял к лесу. Долго ломали голову, куда ее переправить, потом решили – к Анатолию. Там безопасней всего, и к реке ближе. Марфу посадили на стул, и Леший с Анатолием отнесли причитающую старуху на новое место – под истерический лай Шарика.
– Да привяжи ты его к чертовой матери! А то пристрелю на хрен! – заорал красный от жары и натуги Анатолий, а Семеныч насупился:
– Пристрелю… Не твоя животная. Шарик, пойдем, милай, пойдем. А то ишь – пристрелю…
Отдышавшись, Анатолий спросил, глядя на крышу своего дома:
– А что с солнечными батареями-то делать? Снимать, что ли, а? Мить, ты как думаешь?
– Я бы убрал, дядя Толя. Мало ли что. Мы снимем с Ванькой!
– Вы только поосторожней, не свалитесь. Лестница там, за домом.
Анатолий переглянулся с Мариной: вроде бы помягчел паренек-то. Собравшись за ужином – впрочем, от жары и усталости и есть-то особенно не хотелось, – в который раз обсуждали порядок действий: кто за что отвечает, кто куда бежит и кто кого слушается. Диспозицию распланировал Анатолий – он был главным, и все это понимали. Потом Марина, оглядев всех «бойцов», сказала:
– Я хотела присматривать за всеми. Но боюсь, не получится. Поэтому я сразу предупреждаю: я смотрю только за Алексеем и детьми. Если моя помощь будет нужна кому из взрослых – зовите. Не обязательно подходить ко мне или кричать, просто мысленно позовите, хорошо? Лёш, а ты смотри тоже, если что увидишь, сразу мне сообщай, ладно? И вы, дети! Так будет… будет проще… и… и надежней…
Марина вдруг нахмурилась и прислушалась.
– Что? Что ты видишь? Огонь?
– Да нет. Едет кто-то.
– Едет?
Мысленным взором Марина видела приближающийся внедорожник – кто же это? По такой дороге. Горело уже совсем на подступах к деревне, она знала.
– Боже мой, – медленно произнесла Марина и посмотрела сначала на Толю, потом на Юлю с Митей: – Это Кира и Аркаша!
Взрослые переглянулись, и Марина подумала, что паникер Аркаша тут совсем лишний. Да и Кира… Что это вдруг? Странно. Марина не видела Киру уже лет пять, а то и больше, но часто о ней думала. Марина знала, что в душе Киры зло постоянно борется с добром, и чаще всего побеждает именно зло. Несколько раз Марина пыталась как-то помочь, настроить на другой лад душевный мир Киры, но получалось плохо. Может быть, потому, что Марина так и не простила Киру, когда-то соблазнившую ее мужа. И себя простить не могла – за то, что однажды чуть не убила Киру под влиянием ревности, в аффекте. Вот и сейчас Марина невольно насторожилась и покосилась на Лёшку, который мрачно нахмурился, услышав имя Киры. Подъехавший минут через двадцать джип встречали только Марина с Анатолием – машина резко затормозила, и Кира, которая была за рулем, выскочила первой:
– А вот и мы! Не ждали?
Машина была вся в копоти, даже слегка дымилась, заднее стекло треснуло, а на крыше виднелась большая вмятина.
– Что с машиной? – мрачно спросил Анатолий, который не ждал ничего хорошего от приезда блудной дочери.
– А, это на нас дерево упало. Ерунда.
Глаза у Киры сияли, и хотя Марина по-прежнему не могла преодолеть ее защитный барьер, она все же чувствовала какую-то теплую волну. Тут из машины выпал Аркаша. И так и остался лежать рядом совершенно белый. Марина подошла.
– Да все с ним нормально. Обделался со страху, только и всего. Сейчас.
Кира схватила ведро, стоявшее под навесом, зачерпнула воды в бочке и вылила на Аркашу. Тот очнулся, сел, и стал таращить на всех испуганные глаза.
– Ну вот. Вставай, козлик. Шевелись. Не на курорт приехал.
Анатолий помог Аркаше подняться, а Марина положила руку ему на лоб – он было дернулся, но потом вздохнул глубоко и слегка порозовел.
– Иди, Аркадий, под навес, кваску выпей, полегчает, – Анатолий проводил его сумрачным взглядом и обратился к дочери:
– Зачем ты приехала?
– А ты не рад?
– Не особенно. Тут тебе не Монте-Карло.