Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Касс скептически улыбнулся.
– Ладно, возьмем это за вариант. Что с остальными Чудесами?
– Ну, был еще маяк на острове Фарос, – ответила она, – но он в Александрии, а это большой шумный город, мы будем у всех на виду. Храм Артемиды находился в Эфесе в Турции, сейчас там постоянно бродят толпы туристов. Мы были у пирамид, и мы знаем, что Масса ушли оттуда. Думаю, Зевс – наш лучший вариант. Слушайте, вопрос не в том, правда ли это? Вопрос в том, могут ли Масса предположить, что это правда? Ставлю на то, что да. Готова поспорить, что они следят за этой штукой.
Прежде чем она закончила говорить, я услышал шаги на лестнице.
Мы замерли. В проходе показались папа и миссис Блек. У обоих были мрачные и усталые лица. Папа держал в руке телефон. Я практически видел написанное в его глазах слово «нет».
И решил заговорить первым.
– Январь, август, апрель, июль, – перечислил я. – В эти месяцы Эли, Марко, Кассу и мне исполнится четырнадцать. Я знаю, что ты собираешься сказать, пап. Твоя лаборатория трудится в поте лица над способом лечения. Но…
– Мы потерпели неудачу, – перебил папа. – Наша команда в лаборатории работала над созданием отключающего ген механизма. Но ничего не вышло. Ген мутирует, Джек. При попытке взаимодействия с его рецепторами он изменяется. Словно монстр, что отращивает новое сердце после того, как ты его убьешь.
– Это очень плохая новость, – пробормотал Касс.
– Что это значит? – спросил я.
Папа вздохнул.
– Это значит, что нам потребуется полгода на новые исследования, может, год…
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– У нас нет столько времени.
Мама Эли провела пальцами по волосам дочери.
– Это так.
Папа кивнул.
– Мы возвращаемся в гостиницу. Сколько тебе потребуется, чтобы собраться, Эли?
– Пять минут! – воскликнула Эли. – Может, четыре.
Папа отвернулся к двери и произнес нечто такое, чего я никак не ожидал от него услышать.
– Взлет через час. Куда бы вы, ребята, ни пожелали.
Вариант оставить локули дома даже не рассматривался. Мы с отцом оба были одержимы мыслью, что Масса – или кто-нибудь, нанятый Морти Ризом, – вломятся в наш дом и украдут их. Так что мы унесли их с собой в папин самолет. В целях безопасности. Также мы сложили в рюкзаки фонари и еду и зарядили аккумуляторы в телефонах.
Поездка выдалась напряженной. Мы шесть часов спорили о наших дальнейших действиях. Похудевшая после больницы и не успевшая до конца восстановить силы Эли вела себя непривычно тихо. Но к тому моменту, когда мы добрались до международного аэропорта в городе Каламата, план обрел свои финальные очертания. Мы с Кассом и Эли сядем в такси. Втроем. Мы решили, что если папа будет с нами, это вызовет подозрения у Масса. Кроме того, не будет никакого смысла, если его схватят вместе с нами.
Так что папа и локули остались на борту.
Меня била нервная дрожь. В такси, что везло нас, не было кондиционера, зато была дыра в полу перед пассажирским сиденьем. Из-под колес выстреливали камушки, пока мы с грохотом неслись по дорогам Греции. Вскоре вдалеке справа от нас показались горы Пелопоннеса, и в этот момент Касс сделал открытие.
– Ого! – воскликнул он, поднимая глаза от своего телефона. – «Руфони» переводится как «ноздря»!
– География! – отозвался наш водитель. (Он обо всем говорил на повышенных тонах.) – Севернее Руфони есть длинная гора с – как вы это называете? Гребень! Древние греки считали, что он похож на прямой нос! Греческий нос! Большой! Под горой есть две долины – круглые долины! Похоже на, это… thio Routhounia… две ноздри!
– С чего, – объявил Касс, – и надуло название Руфони.
– Касс, пожалуйста… – простонала Эли.
Касс заговорил в манере телеведущего:
– Наш автомобиль следует по влажному грунту, что характерен для окрестностей Руфони. Говорят, люди здесь слегка сопливят, они жесткие снаружи, но мягкие внутри.
– Ха! Смешной мальчик! – развеселился водитель.
Касс театральным жестом махнул в сторону окна.
– Экзотичные гигантские черные волосы, произрастающие здесь повсюду и усыпанные искрящимися на солнце зеленоватыми комочками слизи, встречают туристов по приближении…
– Фу, Касс, серьезно – фу! – скривилась Эли. – Можно его высадить на обочину?
Перед самым городом потянулись широкие поля, по которым бродили козы. Старики в потертых куртках со сгорбленными спинами, крепко держащиеся за узловатые деревянные трости, провожали нас взглядами. Старухи, все в черном, вязали что-то, сидя перед шаткими лачужками, а какой-то ослик, не обратив внимания на гудение клаксона такси, так и остался стоять и смотреть на нас посреди дороги. На меня напала паранойя. Я крепко вцепился в рюкзак.
Пока мы медленно проезжали через целое облако из крикливых куриц, я успел ознакомиться с надписью на нескольких языках на придорожном знаке:
ВЫ ПРЕБЛИЖАЕТЕС К РУФОНИ
ГОДОСТИ ВСЕГО ПЕЛОПОННЕСА!!!
– Годости? – удивился Касс.
– Видимо, имелась в виду «гордость», – предположила Эли.
В какую дыру мы угодили?!
– Может, стоило все-таки взять с собой папу? – спросил я. – Мы как-то далеко уехали от цивилизации.
– Нам нужно, чтобы Масса решили, что мы одни, – напомнила Эли. – Таков план. Если понадобится, мы ему позвоним.
Я кивнул. Папа обещал нанять вертолет, если потребуется, если вдруг что-то пойдет не так. Что звучало довольно странно, если учесть, что под «пойти так» подразумевался наш плен.
Я попытался представить брата Димитриоса и его банду в этих местах. Вот только мое воображение отказывалось представить хоть кого-либо, кто, будучи в здравом уме, отправится сюда.
Мы свернули и поехали по узкой улочке вдоль однообразных домиков, выкрашенных белой краской. Машину начало подбрасывать на рытвинах.
– Кто прокладывал здесь дорогу? – проворчала Эли. – Платон?
– Смешная девочка! – фыркнул таксист.
По центру города мы поползли со скоростью десять километров в час. Я мог с уверенностью сказать, что мы приближаемся к нужному месту, так как греческие мелодии становились все громче, а запах жареной еды – гуще. Темная узкая улочка закончилась большой круглой площадью, выложенной покатыми камнями, по периметру которой тянулись витрины магазинов. Мы заплатили таксисту и вышли из машины. Не знаю, что здесь готовили, но мой рот моментально наполнился слюной.
Я говорил, что был голоден?
Так вот, я был голоден. Я ничего не ел целых пять часов.