Боль не отпускала и дома.

Леон догадался: обострение радикулита. Ничего страшного, однако терпеть нет никаких сил.

Ариадна решила вызвать скорую помощь. Было неудобно беспокоить людей в новогоднюю ночь, но скорая на то и существует, чтобы ее кто-то беспокоил. Почему не она?

Скорая приехала быстро – мужчина и женщина. Крепкая румяная парочка лет пятидесяти.

Они стояли над Леоном в полном бездействии.

– Сделайте обезболивающий укол, – попросил Леон.

Парочка переглянулась.

– У вас есть обезболивающее? – спросила Ада.

– Ничего нет.

– А зачем вы приехали?

– Вызвали.

– У скорой помощи нет лекарств? – не поверила Ада.

– Финансирование нулевое, – объяснил мужик.

– Я заплачу, – с готовностью пообещала Ада.

– Никаких заплачу! – возмутился Леон. – Это скорая помощь или шаромыжники? Где мы живем? Кто нас окружает?

Леон вскочил с дивана. Казалось, он сейчас накинется на кого-то из двоих. Баба испуганно вытаращила глаза, а мужик втянул голову в плечи. Леон покраснел как свекла. Поднял кулаки над головой.

– Что творится со страной?! – заорал он. – Что творится, я спрашиваю? Ведь все же работало, все чикало… Почему? Почему? Кому это было надо?..

Вдруг Леон замолчал. Обернулся к Ариадне и спокойно сказал:

– Я умираю.

И упал. Зеленоватая бледность поползла вниз ото лба к подбородку. Он уходил на глазах.

Врачи скорой помощи остолбенели. Продолжали стоять неподвижно.

Ариадна не верила своим глазам, и только кухарка Галя ринулась к хозяину, лежащему на полу, стала делать ему искусственное дыхание – рот в рот. Она все припадала к нему и припадала, трясла за плечи, звала:

– Леонард Евгеньич, Леонард Евгеньич…

Но он был уже далеко. Ничего не видел и не слышал. Его лицо было спокойным. Глаза смотрели в иные миры.

– Леонард Евгеньич… – трясла Галя.

– Оставь его, – велела Ариадна.

Ей казалось, что Галя мешает Леону сосредоточиться для новых реалий.

Рыдать и колотиться как рыба об лед Ариадна будет позже. А сейчас в момент смерти она была каменно-спокойной.

Природа оберегает человека от непосильных потрясений. Погружает в ступор, как будто кладет в заморозку.

Оттаивать и понимать Ариадна начнет через какое-то время. Врачи посадят ее на специальные лекарства. От них меньше помнишь, но хуже соображаешь. В один прекрасный день Ариадна выбросила все таблетки и стала жить без лекарственного наркоза.

Внутри и вокруг – тоска собачья. В душе и в костях воет ветер.

На сороковой день собрались все друзья Леона – мидовская компания в полном составе. Они сплотились вокруг Ариадны, как вокруг раненой птицы. Сколько было сказано слов. И каких. Но что такое слова? Воздух. Ветер дунет и унесет слова в небо. Там они собьются в облака и поплывут. И постепенно рассеются. И снова пусто до самого горизонта.

Забегала Мирка. Норовила попасть к обеду.

Мирка – в своем репертуаре: что думала, то и говорила.

– Хорошо, что ты осталась одна. К тебе хоть пробиться можно. А то пусик, мусик… Окуклилась в своем семейном эгоизме. Ничего не видела вокруг.

– Тебе, может, и хорошо, – отозвалась Ариадна. – А мне ужасно.

– Зачем тебе муж? Деньги у тебя есть, сын есть, секс – не проблема.

– Ты ничего не понимаешь, – отмахнулась Ада.

– Лично для меня главное – полный покой. Ни от кого не зависеть.

– Полный покой в гробу, – сказала Ада. – Лежишь себе и ни от кого не зависишь. А я люблю зависеть. И чтобы от меня зависели.

– Тогда выходи замуж.

– Такого, как Леон, я никогда не встречу.

– И не надо, – заявила Мирка. – Ничего хорошего в твоем Леоне не было.

– То есть как? – захлебнулась Ариадна. – Что ты такое говоришь?

– Леон – кагэбэшник. А кагэбэшники – служебные собаки.

– Не знаешь – не говори, – одернула Ада.

– Я не знаю? Я-то как раз знаю. Это ты не знаешь.

– Дура, – заключила Ада. – Просто завидуешь…

Мирка ушла. Ада ходила из угла в угол, размышляла: обижаться на Мирку или не обращать внимания?

У Ариадны хотя бы память о счастливом куске жизни. Двадцать пять лет – как один день, долгий и солнечный.

Впереди – пустота, но за плечами – счастье. А у Мирки впереди пустота и позади пустота. Такие, как она, не хотят признать свое поражение, завешиваются словами: зачем, не хочу, независимость… А что может быть прекраснее зависимости? Зависеть от любимого каждой клеточкой, каждой минутой. А что хорошего в свободе? Тебе никто не нужен, но и ты никому не нужна. Выходи на крыльцо и вой, как собака на луну.

Ося и Марик жили в Англии. Работали в одной клинике.

Первым уехал Ося, потом перетянул к себе Марика. Они подтвердили свои дипломы. Успешно работали.

Работа на Западе – главное. Есть работа – ты обеспечен. В Москве Марик получал меньше, чем кухарка Галя.

Ося женился еще в Москве. На медсестре. В Лондон переехал с женой. И тем не менее он отслеживал жизнь Ариадны. Ничем не интересовался, но все знал. Когда умер Леонард, он позвонил Аде и предложил перебраться в Лондон. Быть рядом. Все-таки здесь сын, налаженная страна, королевство как-никак. И Ося – пусть не муж, но близкий человек, глубокий родственник.

Недвижимость в Москве можно продать, и купить в Лондоне любые апартаменты, хоть замок. Здесь жить дешевле, и лучше, и спокойнее. Богатые люди из Москвы бегут именно в Лондон, потому что ни в чем нельзя быть уверенным.

Ариадна задумалась…

– Прежде чем отказываться, надо знать от чего, – посоветовал Ося. – Приезжай и посмотри.

И в самом деле. Почему бы не поехать и не посмотреть.

Ося и Марк жили в хорошем районе, возле парка.

И дома были красивые: двухэтажные, краснокирпичные, с высоким крыльцом и коваными перилами.

Парк – практически лес. По зеленой траве гуляли лисы, лоси и прочее дикое зверье, не считая белок и зайцев. Они не боялись людей, а люди не боялись их. Выходя на прогулку, прихватывали еду для зверей. Звери привыкли к подачкам, и ждали, и взыскующе заглядывали прохожим в глаза. Дескать, а где питание?

Лоси по утрам подходили близко к домам, заглядывали в окна.

Ося и Марк жили в одном доме, в разных половинах. По утрам они вместе выходили и добирались каждый на своей машине.

По вечерам вместе ужинали.