«Откуда это здесь столько ореховой скорлупы? — удивился Нильс. — Уж не на этой ли самой сосне живёт белка Сирле?»

Нильс медленно обошёл дерево, всматриваясь в густые зелёные ветки. Никого не было видно. Тогда Нильс крикнул что было силы:

— Не здесь ли живёт белка Сирле?

Никто не ответил.

Нильс приставил ладони ко рту и опять закричал:

— Госпожа Сирле! Госпожа Сирле! Ответьте, пожалуйста, если вы здесь!

Он замолчал и прислушался. Сперва всё было по-прежнему тихо, потом сверху до него донёсся тоненький, приглушённый писк.

— Говорите, пожалуйста, погромче! — опять закричал Нильс.

И снова до него донёсся только жалобный писк. Но на этот раз писк шёл откуда-то из кустов, около самых корней сосны.

Нильс подскочил к кусту и притаился. Нет, ничего не слышно — ни шороха, ни звука.

А над головой опять кто-то запищал, теперь уже совсем громко.

«Полезу-ка посмотрю, что там такое», — решил Нильс и, цепляясь за выступы коры, стал карабкаться на сосну.

Карабкался он долго. На каждой ветке останавливался, чтобы отдышаться, и снова лез вверх.

И чем выше он взбирался, тем громче и ближе раздавался тревожный писк.

Наконец Нильс увидел большое дупло.

Из чёрной дыры, как из окна, высовывались четыре маленьких бельчонка.

Они вертели во все стороны острыми мордочками, толкались, налезали друг на друга, путаясь длинными голыми хвостами. И всё время, ни на минуту не умолкая, пищали в четыре рта, на один голос.

Увидев Нильса, бельчата от удивления замолкли на секунду, а потом, как будто набравшись новых сил, запищали ещё пронзительнее.

— Тирле упал! Тирле пропал! Мы тоже упадём! Мы тоже пропадём! — верещали бельчата.

Нильс даже зажал уши, чтобы не оглохнуть.

— Да не галдите вы! Пусть один говорит. Кто там у вас упал?

— Тирле упал! Тирле! Он влез на спину Дирле, а Пирле толкнул Дирле, и Тирле упал.

— Постойте-ка, я что-то ничего не пойму: тирле-дирле, дирле-тирле! Позовите-ка мне белку Сирле. Это ваша мама, что ли?

— Конечно, это наша мама! Только её нет, она ушла, а Тирле упал. Его змея укусит, его ястреб заклюёт, его куница съест… Мама! Мама! Иди сюда!

— Ну, вот что, — сказал Нильс, — забирайтесь-ка поглубже в дупло, пока вас и вправду куница не съела, и сидите тихонько. А я полезу вниз, поищу вашего Мирле или как его там зовут!

— Тирле! Тирле! Его зовут Тирле!

— Ну Тирле так Тирле, — сказал Нильс и осторожно стал спускаться.

6

Нильс искал бедного Тирле недолго. Он направился прямо к кустам, откуда раньше слышался писк.

— Тирле, Тирле! Где ты? — кричал он, раздвигая густые ветки.

Из глубины кустарника в ответ ему кто-то тихонько пискнул.

— Ага, вот ты где! — сказал Нильс и смело полез вперёд, ломая по дороге сухие стебли и сучки.

В самой гуще кустарника он увидел серый комочек шерсти с реденьким, как метёлочка, хвостиком. Это был Тирле. Он сидел на тоненькой веточке, вцепившись в неё всеми четырьмя лапками, и так дрожал со страху, что ветка раскачивалась под ним точно от сильного ветра.

Нильс поймал кончик ветки и, как на канате, подтянул к себе Тирле.

— Перебирайся ко мне на плечи, — скомандовал Нильс.

— Я боюсь! Я упаду! — пропищал Тирле.

— Да ты уже упал, больше падать некуда! Лезь скорее!

Тирле осторожно оторвал от ветки одну лапу и вцепился в плечо Нильса. Потом он вцепился в него второй лапой и наконец весь, вместе с трясущимся хвостом, перебрался на спину к Нильсу.

— Держись покрепче! Только когтями не очень-то впивайся, — сказал Нильс и, сгибаясь под своей ношей, медленно побрёл в обратный путь.

— Ну и тяжёлый же ты! — вздохнул он, выбравшись из чащи кустарника. Он остановился, чтобы немного передохнуть, как вдруг знакомый скрипучий голос затрещал прямо у него над головой:

— А вот и я! Вот и я!

Это была длиннохвостая сорока.

— Что это у вас на спине? Очень интересно, что это вы несёте? — стрекотала сорока.

Нильс ничего не ответил и молча направился к сосне.

Но не успел он сделать и трёх шагов, как сорока пронзительно закричала, затрещала, захлопала крыльями.

— Разбой среди бела дня! У белки Сирле похитили бельчонка! Разбой среди бела дня! Несчастная мать! Несчастная мать!

— Никто меня не похищал — я сам упал! — пискнул Тирле.

Однако сорока и слушать ничего не хотела.

— Несчастная мать! Несчастная мать! — твердила она.

А потом сорвалась с ветки и стремительно полетела в глубь леса, выкрикивая на лету всё одно и то же:

— Разбой среди бела дня! У белки Сирле украли бельчонка! У белки Сирле украли бельчонка!

— Вот пустомеля! — сказал Нильс и полез на сосну.