– Я, конечно, пардон, – сказал Алешка, – но вы, конечно, ненормальные с твоей мамулей. – Но он не привык бросать друзей в трудную минуту. – Давай мы этих гостей пуганем как следует. Нет гостей – и нет проблем.

– Давай! – оживилась Эля. – А как?

– Пушку зарядим. И как ахнем!

– Чем зарядим-то?

– Головками от спичек.

– Знаешь сколько этих спичек надо!

– Знаю, целое ведро. Но я еще подумаю.

– Подумай.

В общем, они еще чего-то там думали. И развлекались вовсю. Облазили весь замок. Надо думать, распугали всех призраков. Правда, «прынец» Эдик все-таки время от времени показывался. Раздваиваясь, исчезал и возникал в самых неподходящих местах. Даже надоел немного.

Но на его шалости и неожиданное хихиканье никто не обращал внимания, все уже к нему привыкли. Только иногда Дворецкий сердито кричал куда-то в даль галереи:

– Эдька, ты, типа того, кончай баланду травить. Или я тебя в зону… то есть в чулан закрою. На большой срок.

В ответ слышался резвый топот, затихающий где-то у лестницы. Алешка этому удивлялся: разве привидения топают?

– Они порхают бесшумно.

На что Элька отвечала:

– Кто их знает: цепями-то они звенят. Зубами клацают. Костями гремят. А чего ж им не топать?

В одно прекрасное утро, когда Грей пытался запрыгнуть на дерево, куда он загнал петуха Джона, Алешка вдруг вспомнил:

– Эль, а давай его в леопарда нарядим.

– Зачем?

– Научим по деревьям лазить. Мишель об этом мечтает.

– Ну и что? Давай лучше Мишеля научим. Смешнее будет. Собака на дереве – это противоестественно. А Мишка на суку – самое то.

– Мишку никто не испугается, поняла?

– Нет еще.

– Приедут гости. Начнут восхищаться. И шляться повсюду. Тебе это надо?

– Нет. Лучше я сама буду шляться повсюду.

– И мамуля твоя им покажет эту ценную драгоценность. Это тоже надо?

– Еще меньше.

– Ну вот. Мы Грея нарядим в шкуру, в эту… леопёрдовую. Он будет лежать на ветке дуба. Как гости мимо пойдут, он на них свалится. И они все разбегутся.

– А если ушибется?

– Не ушибется. Он же не на землю грохнется, а на какого-нибудь гостя.

– Тогда давай. У мамули есть классный плед. Вылитая шкура в пятнах. Сгодится?

– Еще как! Пошли.

Мамули в башне не было, куда-то уехала с Брошкиной, а пятнистый плед ее висел на спинке кресла.

Элька набросила его на плечи, закуталась:

– Похожа я на леопарда?

– Ага. Сразу на двух. Только лап маловато.

– Зови Грея. Он где-то на лужайке пасется.

Грей вошел, заранее облизываясь и стуча когтями по полу. Эля накинула на него плед. Грей понял это по-своему, прошел к камину и улегся перед ним.

– Хорошо смотрится, – Эля оценила картинку глазом художника. Что-то прикинула. – Мы вот здесь дырку для морды прорежем, а под брюхом молнию вошьем. Хорошее пальто у него получится.

– Ага, – согласился Алешка. – Камуфляж.

Грей между тем уже начал похрапывать под пледом. Под своей будущей второй шкурой. Элька достала ножницы. Алешка спохватился:

– Эль, а тебе не попадет? Мамуля любит этот плед?

– Обожает. Это подарок из Африки. Ей муж подарил.

– Твой отец, да?

– Нет. Мой отец – это другой ее муж. Он испанец. Черноглазый красавец. Я на него похожа. – Эля сдернула с Грея плед, пощелкала ножницами. – Но мамуля в нем разочаровалась. Не тот человек оказался.

– Жулик? – из вежливости спросил Алешка, которому совершенно было наплевать на черноглазых испанцев.

– Вроде нет. У мамули два хобби – иностранные мужья и драгоценные камни. – Эля вырезала в пледе дырку, просунула в нее Грееву голову. Тот даже глаза не открыл. – В самый раз, его размер. Ну вот, когда мамуля с ним познакомилась, он сказал, что работает с камнями.

– Оба хобби совпали. – Алешке вдруг стал интересен этот разговор.

– А оказалось, что он работает не с драгоценными камнями, а с кирпичами. На стройке.

– И твоя мамуля в нем разочаровалась. А до этого испанца она в ком разочаровалась?

– Я уже и не помню. А! В одном французе. Но это было давно. Она тогда еще в вашей Москве жила.

А плед между тем постепенно превращался в «камуфляж». Элька смело, точными движениями отхватывала лишнее, где-то приметывала, почти без примерки, опять что-то отрезала. Потом покопалась в шкатулке, вздохнула:

– Молнии такой нет. Придется пуговицы пришивать. Смотри, Леш, вот эти подойдут? Очень миленькие.

Пуговички в самом деле были миленькие, зеленые в желтых ободочках.

Пальто готово. Надели его на Грея, застегнули на брюхе пуговицы, подвели Грея в зеркалу. Он, увидев себя такого, не узнал, прижал уши, зарычал. Потом успокоился и гордо направился к дверям. Хотел, наверное, сэру Джону похвастаться.

– Эй! Эй! – закричал Алешка. – А ну раздевайся! Ты сначала научись по деревьям лазить.

Грея раздели и отпустили на лужайку, пастись на травке. Собрали обрезки пледа, спрятали их под кресло.

– А все-таки тебе может попасть. – Алешку это беспокоило: ведь плед из Африки, от любимого иностранца.

– У нее еще есть, точно такой, – засмеялась Эля. – Пойдем ко мне, покажу. Он, правда, не настоящий, сейчас увидишь.

В соседней комнате, где обитала Элька и где была ее «студия», она подвела Алешку к мольберту. На подрамнике находилась в работе будущая картина.

– Парадный портрет мамули, – объяснила Эля, сдергивая с портрета заляпанную красками простыню.

Портрет был еще не закончен. Он был сделан в полный рост. Но на нем еще не было, например, лица, только глаза выписаны, а остальное – легкие штрихи угольком. А фигура была написана полностью. На плечи мамули была накинута шкура леопарда. И вся эта фигура была обвешана украшениями. Примерно как мадам Брошкина. Только этой фигуре украшения шли гораздо больше: ожерелья, кулон, браслеты, кольца на тонких пальцах…

Но Алешку почему-то больше всего привлекли глаза на несуществующем еще лице. Опять они ему что-то напомнили.

– Клево? – спросила Эля, ожидая похвалы. – Мамуля будет счастлива. Она его еще не видела. Это ей подарок на день рождения.

– А как же ты рисовала? – удивился Алешка. – По памяти?

Эля рассмеялась:

– По фотографии. Я все мамулины фотки собрала, даже в молодости. И по ним эскизы делала.

– Свистишь! – небрежно выдал Алешка. – Я сам здорово рисую. С живого человека легче рисовать, чем с фотки.