Эмма скосила глаза на Чезаре и увидела, что он невидящим взором вперился в воду. Судя по всему, он о чем-то очень глубоко задумался.

Почувствовав взгляд Эммы, он встрепенулся и посмотрел на нее. — Вы хотите поехать обратно? — спросил он.

— Думаю, что это будет лучше всего, — кивнула Эмма.

Граф стряхнул с брюк частички пепла, поднялся, посмотрел на поднятое к нему лицо Эммы, твердыми пальцами взял ее за подбородок и, критически глядя на нее, повернул ее лицо из стороны в сторону.

— Не унижайте себя так, Эмма Максвелл, — нежно проговорил он. — Вы прелестный ребенок и при правильном уходе можете превратиться в настоящую красавицу. Вы знаете об этом?

— Я не ребенок! — запальчиво, по-детски воскликнула Эмма.

Чезаре слегка приподнял брови.

— Нет? Возможно, это так для молодых людей вашего возраста. Но мне вы кажетесь невероятно юной и наивной. Я даже не могу вспомнить, когда я сам был таким молодым. У меня такое чувство, что я сразу родился стариком.

— Женщины становятся зрелыми гораздо раньше мужчин, — умудренным тоном проговорила Эмма.

— Хорошо. Я согласен. Но как вы уже говорили мне раньше, Селеста гораздо ближе мне по возрасту.

— Я не говорила о возрасте, — упрямо заметила Эмма. У нее горели щеки, и Чезаре, наконец, убрал свои пальцы с ее лица.

— Нет? Но вы понятливы, — загадочно сказал граф и пошел вперед по лодке, чтобы запустить мотор.

Эмма вздохнула. Итак, что она выяснила в конце концов? То, что Чезаре не счел ее достойной своих мужских качеств, а видит в ней всего-навсего ребенка, и не чувствует к ней ни малейшего сексуального влечения. Эмма встала и решительно подошла к графу.

— Скажите мне все-таки честно, зачем вы взяли меня с собой?

Чезаре вздохнул:

— Потому что, как я уже вам сказал, вы прелестный ребенок, и вы мне нравитесь.

— И это единственная причина?

— А что вы хотите, чтобы я вам сказал еще? — улыбнулся Чезаре. — Эмоционально я не увлекаюсь подростками, хотя, возможно, ваша очаровательная мачеха вам намекала на это.

— Вы не могли бы выразиться яснее? — чуть не плача спросила Эмма. — Как я сожалею, что согласилась поехать с вами.

Чезаре расхохотался. На секунду Эмме показалось, что у него взгляд дьявола, насмехающегося над ней и дразнящего ее. Это так разозлило девушку, что она еле удержалась, чтобы не дать ему пощечину.

— Вы ожидали легкого флирта? — спросил Чезаре таким бесстрастным тоном, что Эмма от стыда чуть не провалилась.

— Возможно, вы в душе просто туристка, приехавшая в Венецию с надеждой на короткий и бурный роман, после чего вернетесь домой в свою тихую Англию, где вас ждет повседневная рутинная жизнь.

— Конечно, нет! — Эмма сердито отвернулась. — Знаете, граф, я пересмотрела свои первые впечатления о вас. Сначала я приняла вас за джентльмена.

Они довольно быстро миновали лабиринт каналов и оказались у причала палаццо Чезаре.

Эмма не стала ждать, когда он поможет ей вылезти из лодки, а поспешно выпрыгнула на причал еще до того, как Чезаре привязал лодку, и быстро пошла через двор. Открыв тяжелую дверь, Эмма вошла в палаццо. Граф догнал ее, когда она дошла до лестницы.

— Вы, кажется, рассердились на меня, — насмешливо проговорил он.

— Я не испытываю к вам вообще никаких чувств, — холодно сообщила Эмма.

Она стала подниматься по лестнице со всем достоинством, на которое была способна. Однако в лодке она промочила туфли, а каменные ступени были гладко отполированы временем, и поэтому Эмма тотчас неуклюже поскользнулась, и она упала бы, не подхвати ее граф. Он схватил ее за плечи, прижал к себе, и она спиной почувствовала твердую теплоту его тела.

Все это продолжалось, наверное, меньше минуты, но Эмма почувствовала, что ноги ее становятся как бы ватными. Эмма слышала за своей спиной его тяжелое дыхание и чувствовала, что, если бы она повернулась к нему лицом, губы их слились бы в поцелуе и что она не смогла бы противостоять этому. Эмма осторожно высвободилась из его объятий и резко отступила назад. Потом, не оглядываясь, она стала подниматься наверх, держась за перила. Она слышала, как бешено стучит ее сердце.

Граф Чезаре вышел из офиса Марко Кортино, который находился в самом центре города. Направляясь к мосту Раилто, он пробирался через шумную толпу, которая, казалось, не рассасывалась ни днем, ни ночью. Это многолюдье на улицах вполне устраивало его, так как у него не было желания быть узнанным кем-то в этом квартале.

Он шел по бесчисленным боковым улочкам и аллеям, ведущим к площади Сан-Марко. Взглянув на часы, он увидал, что они показывают почти одиннадцать часов, а ровно в одиннадцать у него была назначена встреча с Селестой в одном из бесчисленных открытых кафе.

В какой-то степени он был благодарен Селесте за то, что она не потребовала, сопровождать ее в хождении по магазинам. И ему не пришлось выдумывать причины, по которым он не смог бы это сделать. А не мог он потому, что ему крайне необходимо было увидеться с Марко и сообщить ему сведения, которые он узнал и которые были очень важны для Марко. Правда, придумать причину для посещения его офиса было нелегко.

Граф размышлял о том, что он совершил глупость, согласившись с бабушкой пригласить гостей в их старый палаццо. Непонятно, как ей удалось уговорить его, ведь слишком многое было поставлено на карту.

Грубость не была чертой его характера, поэтому ему пришлось смириться с присутствием в доме посторонних. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что Селеста сказочно богата, потому что боялся, что никто не поверит в его безразличное отношение к планам бабушки восстановить палаццо, а красота Селесты оставляла его равнодушным.

Вспоминая те два дня, которые он провел вместе с Эммой, он проклинал себя. Он вел себя как настоящий идиот и почти разрушил случайно возникшую дружбу, которая могла быть между ним и этим прелестным ребенком.

Ребёнком? — вдруг задал он себе вопрос. В сущности, в Эмме не было ничего детского. Его руки помнили мягкое и нежное тело, и реакция его на это у него была чисто мужская. Он честно признавался себе, что в любых других обстоятельствах интрижку с Эммой он воспринял бы как вполне приятное развлечение.

Правда, он считал, что все молодые женщины, в сущности, абсолютно одинаковы. Но Эмма была лишена какой бы то ни было женской изощренности, и то, что он не вызвал у нее интереса как мужчина, странно тронуло его; хотелось, чтобы их отношения имели свое продолжение.

Селеста — совсем другое дело. Она была, безусловно, очень красива, знала себе цену, обладала большим состоянием, и, кроме всего прочего, в их возрасте не было слишком большой разницы. Он понимал, что она хочет, чтобы их знакомство побыстрее превратилось во что-то более глубокое, но впервые в жизни желание обладать красивой женщиной в нем было притуплено. У него было много красивых женщин, и он считал, что физически можно желать только таких. Но сейчас он чувствовал, что в его представлениях что-то сместилось.