— Я разочарован.

Окей, я тоже. Молчу, смотрю на его руки, сложенные поверх моего блокнота, и надеюсь, что слезы удастся сдержать, а то они уже близко.

— Не спросишь, чем?

Пожимаю плечами, криво улыбаюсь:

— Прозой жизни?

— Ты точно экстрасенс, — качает головой Велесов. — Да, все оказалось слишком прозаично.

Зря я, наверное, рот открыла. Лучше и дальше молчать. Пусть выговорится, вывалит все, что он там наскреб, а мне лучше поберечься, чтобы потом были силы встать и уйти. Не хватало только развлекать его прозаичными обмороками.

— Молчишь? Ладно, не буду повторять то, что известно нам обоим, скажи только… Якушев все-все продумал или местами ты импровизировала?

Я хмурюсь, поднимаю наконец глаза к его лицу. Хочу спросить, какой еще Якушев, но прикусываю язык.

А Велесов, кажется, даже не ждет ответа.

— А еще вся эта чехарда с именами и городами. Мистицизму нагоняли? Пытались запутать еще больше? Забавно, конечно, получилось, настоящий квест, но если честно, у меня нет желания проходить его до конца. А основная нить и без того ясна.

— Даже так? — не выдерживаю я. — Расскажи.

— Что тебе рассказать, Варя Иванова? — Велесов злится. Губы белые, челюсть от напряжения щелкает, глаза блестят. — Что тебя не существует? Что паспорт твой подделка, хоть и весьма грамотная? Что твоя история про сестру полная чушь?

Сердце пропускает удар и, кажется, падает замертво. Что за бред?!

— Да, жили-были две сестрички, Алиса и Варвара, вот только звались они Мироновыми и жили в славном городе Иркутске. Алиса и впрямь считалась сильным экстрасенсом, провидицей, со всей Сибири к ней приезжали. Даже со всей страны. Замуж она вышла рано, за некоего Олега Сорокина, потом вроде как развелась. А потом случилось горе. Младшая ее сестренка, Варенька, утонула. Работала вожатой в летнем лагере да и сгинула в море. Неплохо выглядите, Варвара Игоревна, для мертвеца с семилетним стажем.

Велесов ненадолго умолкает, хотя я его не прерываю. Даже если б захотела, не смогла бы. Язык онемел, горло сдавило спазмом. Не знаю, каким чудом вообще еще дышу.

— Да, после смерти сестры Алиса Сорокина действительно перебралась в Москву. Почему-то вместе с бывшим мужем — близкие, видимо, были отношения. И два года спустя тоже скончалась. От передозировки. Вот такая печальная семейная хроника, к которой ты вряд ли имеешь какое-либо отношения. Так кто ты?

— Варя, — сипло выдавливаю я единственную правду, которую о себе знаю.

— К чему эта дырявая насквозь легенда, Варя? — хмыкает Велесов. — Якушев выбрал Миронову-Сорокину, потому что был ее клиентом? Наверное, просто не знал о смерти сестричек. Он как раз родом из тех мест… Сибирский медведь.

Я вздрагиваю и смотрю на него во все глаза.

— Что? — хмыкает он. — Скажешь, вы незнакомы? А в «Авиапарке» так мило переглядывались.

Глупо открываю и закрываю рот.

— Как мужику, мне интересно… он сам тебе велел лечь под другого? Или это твоя инициатива? Думаешь, простит и примет обратно в крепкие объятия? Раз уж дело ваше выгорело, может и простить. Победителей не судят, да, Варя?

Голова кружится, и я, опасаясь грохнуться прямо со стула, впиваюсь пальцами в сиденье. Господи, что происходит?..

А Велесов вдруг смеется. Запрокинув голову, громко и… жутко.

— А вообще он хорош. Ну хорош же! Знал, что смазливой мордахой меня не проймешь. И девой в беде тоже. А вот что-то странное, непонятное, даже идиотское и неправдоподобное — вот он, идеальный крючок. И ты отлично справилась, Варя Иванова. Трахаешься правда не очень, но ты ведь не профессионалка, верно? Хоть в это хочется верить.

Он нарочно грубит, я знаю, но от этого не легче. Боюсь, меня сейчас вывернет на его дорогущий ковер. Встаю, медленно, цепляясь за спинку стула, смотрю на Велесова абсолютно сухими, болезненно сухими глазами.

— Ты… еще с «Авиапарка»… подозревал…

— Я подозревал с первой секунды. А потом просто увидел, кто за этим стоит.

— И ты все равно… — Закончить не удается. Не могу произнести этого вслух.

— Кто же от такого откажется, девочка? Такое кино… взрывы, мистика, секс — истинный блокбастер. Мне было интересно.

— А теперь?

— Теперь скучно.

Велесов достает из-под стола мой рюкзак, сует в него блокнот и, бережно застегнув молнию, швыряет его в меня.

Ловлю, пошатнувшись от неожиданности. Прижимаю к груди.

— Все в целости и сохранности. Даже липовый паспорт. Проваливай.

Я стою на месте, сминаю жесткую ткань рюкзака.

— Проваливай, — повторяет Велесов как-то устало.

— Скажи хоть, зачем мы… с Якушевым все это провернули, — прошу я.

Всегда хочется знать, в чем виноват.

— Ох, да ладно… — Он закрывает глаза, трет лоб и снова смотрит на меня. — Я даже почти не в обиде, правда. Сам заигрался. Знал же, что ты шныряешь по дому. В кабинете тебя ловили, ноут я рядом оставлял, телефон, спать укладывал под боком. Идиот. И не то чтобы это была сделка века, но денег и месяцев работы немного жаль. Надеюсь, Якушев не завалит проект. Передай ему мои наилучшие пожелания.

Ясно. То есть ничего не ясно, но это и не моего куцего умишки дело. Суровый мужской бизнес, а я так… невовремя решила поиграть в спасительницу.

— Все, иди отсюда, — машет рукой Велесов, и на сей раз я ухожу.

Закинув рюкзак на плечо и не прощаясь. Даже дверью не хлопаю, хотя хочется, и не реву, хотя должна бы. А за ближайшим поворотом меня ловит Никита. Хватает за руку, до хруста сдавливает запястье и сморит сверху вниз голодным бульдогом.

— Если ты еще как-то ему навредила… — рычит. — Если в ближайшее время что-то всплывет…

— А ведь это ты, — перебиваю я отстраненно и опускаю взгляд на наши руки. — Ты был целью, не Велесов.

Он разжимает хватку и отскакивает, а я поднимал глаза.

— А я-то все гадала… зачем выбирать место, где никто не пострадает, но при этом неизбежно убивать лишнюю жертву. Велесов же без охраны почти не ездит. И кто подгоняет ему машину? Правильно, верный пес Никита. Убийца рассчитывал, что ты спустишься туда один. И сдохнешь один. Но в тот вечер шеф пожелал бы прогуляться до машины с дамой, и если бы не мое появление… — Я качаю головой. — Тебя спас изгиб дороги. Зрительная иллюзия. Наблюдателю показалось, что ты уже у двери, он занервничал и поторопился. Забавно, если вдуматься. Если б я не закричала, могла бы и свою миссию исполнить, и чужой мести не помешать.

Больше всего Никита сейчас напоминает труп. Бледный до синевы. От него даже могильным холодом веет, но я все равно подхожу и упираюсь пальцем ему в грудь.