матери не нравилась ему по всевозможным причинам, включая это различие, так что никакой уверенности не было.

Девочка – моя мать – извинилась перед женщиной.

Женщина взяла руку девочки – моей матери, повернула пустой ладонью кверху и посмотрела, что там было, а чего не было.

– В твоей семье кто-то умрет в половине четвертого, – сказала она.

Это правда?

Я понятия не имела.

Правда это или ложь, но у матери точно была сестра, которая умерла. Подобные вещи можно проверить в интернете.

Более чем вероятно, что она пошла за помощью, в которой не было никакой уверенности.

Когда она подросла, то рассказала историю о том, как ей повстречалась женщина, которая правдиво предсказала ей будущее, причем бесплатно.

То ли история, то ли ложь:

тук-тук

Отцовская собака залаяла как бешеная.

У меня на пороге стояли две прилизанные особы. Близнецы. Новые соседи? Я их не узнала. У обеих были совершенно одинаковые прически, только что уложенные в недавно открывшейся парикмахерской. На обеих элегантные брючные костюмы одинакового голубого цвета. Одна держала сумку с надписью «СЕЛИН Париж». У другой пиджак был распахнут, под ним я заметила на белой футболке написанные маркером слова «они / их».

– Да? – сказала я.

– Не могли бы вы заткнуть эту собаку, в смысле, сейчас же? – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Конечно. Она лает только потому, что вы постучались в дверь, – сказала я.

Близняшка-они промолчала. Она оглянулась на дорогу, словно в смущении или будто где-то в другом месте происходило что-то гораздо более важное.

– Я обязательно сделаю все возможное, чтобы она меньше лаяла, – сказала я. – Спасибо, что сообщили.

И собралась закрыть дверь.

– Нет, мы пришли не из-за вашей чертовой собаки, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– А, хорошо. Тогда чем могу вам помочь? – сказала я.

– Мы на одно слово, – сказала она.

– Какое именно слово? – сказала я.

Мы втроем пару секунд стояли молча, пока до меня не дошло, что они ждут от меня приглашения войти.

– Ой, простите, – сказала я. – Я никого не впускаю в дом. Один из членов моей семьи захворал и лежит сейчас в больнице, а я не хочу подвергать его опасности.

– Ковид закончился, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Правительство так сказало.

До меня дошло, что она намного моложе, чем мне сперва показалось.

– Ага, но то, что говорят о происходящем, и то, что происходит на самом деле, нередко совершенно разные вещи, – сказала я.

– Мы не больны, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– По внешнему виду не так уж легко определить, – сказала я. – У вас есть маски?

– Разумеется, нет, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Нам скрывать нечего.

– А, – сказала я, – одну минуту.

Я потянулась к вешалке и взяла свою.

– Имхо, вам за многое придется ответить, – сказала женщина.

– Что? – сказала я.

– Что слышали, – сказала она.

– Да, я слышала, – сказала я. – Но не поняла, что вы там в начале сказали.

– Имхо, – повторила она.

– Э… понятно. Так за что же, по-вашему, я должна ответить? – сказала я.

– Мы хотим, чтобы вы прекратили расстраивать нашу мать, – сказала она.

Затем она рассказала, что они дети миссис Пелф.

Я покачала головой. Я не знала никакой миссис…

– А, – сказала я. – Ну ладно. Проходите через заднюю дверь.

Я открыла калитку во двор и отступила, пропуская их. Они сели на скамейку у задней двери. Я пошла в дальний конец и села по-турецки на землю, прислонившись спиной к двери мастерской.

– Из-за вас наша мать ведет себя, как сумасшедшая, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Из-за меня, – сказала я.

– Она всегда вставала в 6:50, сколько мы себя помним. Но сейчас – в девять или десять утра, если ей не на работу. Отец не может нормально функционировать.

– Господи, – сказала я.

– Она его не слушает. И нас она не слушает. Ночью уезжает одна на машине, возвращается среди ночи и никому не рассказывает, где была.

– Все это не кажется мне таким уж безумным, – сказала я.

– Вы ее не знаете, – сказала она.

– Вы совершенно правы. Не знаю, – сказала я.

– Она приходит сюда по вечерам? – сказала она.

– Сюда? Нет, – сказала я.

– Она очень сильно изменилась. Стоит посреди кухни или гостиной и смеется без причины. В последний раз, когда я оставила ее с Амели (это моя дочь), возвращаюсь, а они делают бусы из куска веревки и консервированных макарон-колечек.

Впервые за несколько недель я громко рассмеялась.

– Это совсем не смешно, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Одежда испорчена, у Амели все волосы в томатном соусе. И мать постоянно рассказывает ей очень страшные истории, так что теперь Амели не спит, просыпается и кричит не пойми что: о птицах с клювами, длинными, как мечи, лошадях с отрубленными ногами – имхо, это какая-то фантасмагория, это очень и очень разрушительно. И еще кое-что изменилось. Раньше она никогда ни над чем не смеялась. А теперь смеется все время. Точь-в-точь как вы только что. Даже посреди разговора с людьми. И еще постоянно произносит разные слова. Вслух.

– Что? Вы имеете в виду, разговаривает? – сказала я.

– Нет. Потому что она ни к кому не обращается. Просто произносит слова. Слова, которых мы никогда от нее слышали.

– Какие слова? – сказала я.

– Она стоит, и такая: «Я поражена», – сказала близняшка-СЕЛИН. – Что-то типа «жизнь поразительна», «кто знал, что так бывает», а потом просто стоит себе, улыбаясь и качая головой.

– Немножко похоже, как будто она влюблена, – сказала я.

– Это отвратительно, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Ей уже почти шестьдесят.

– Ну, если совсем точно, пятьдесят шесть.

Наконец-то заговорила близняшка-они.

– И мы узнали от одной ее сотрудницы, которая от души желает ей только добра, что она заходит в цифровую систему управления документами и изменяет атрибуцию или всевозможные исторические и необходимые для каталогизации сведения, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Откуда вы знаете, что это делает именно она? – сказала я.

– Они отследили ее компьютер, – сказала близняшка-они.

– Это еще не означает, что это делает ваша мать, – сказала я.

– Из-за такого незрелого поведения она потеряет престижное место на неполный рабочий день, – сказала близняшка-СЕЛИН, демонстративно вытянув ко мне руку с телефоном.

– Вы записываете? – сказала я.

– Почему у нее в телефоне ваш номер и почему в истории поиска на ее ноутбуке несколько раз упоминается ваше имя? – сказала она. – У вас роман с нашей матерью.

– Нет, – сказала я.

– Наша мать сейчас здесь в вашем доме? – сказала близняшка-СЕЛИН, все так же тыча в меня телефоном.

– Я уже сказала вам: нет.

– Потому вы и не пускаете нас к себе в дом, ведь она здесь, а вы лжете? – сказала она.

Я подалась вперед и проговорила в телефон:

– Вашей матери в моем доме нет.

– Не пускает нас к себе в дом, чтобы мы не смогли проверить, – сказала близняшка-СЕЛИН в свой телефон.

– Пожалуйста, объясните тому, кто там слушает, – сказала я, – что я не собираюсь впускать к себе в дом парочку незнакомцев, которые могут оказаться мошенниками.

– Мы вам не мошенники, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Если она говорит, что ее нет в доме, – сказала близняшка-они, – наверно, ее там нет. Пошли, Иден, все.

– Тогда где же она? – заголосила Иден Пелф. – Где еще она может быть?

– Значит, она загуляла, – сказала я. – Ну-ну.

– Чему вы улыбаетесь? – закричала Иден Пелф. – Она пропала, на хер, без вести.

– Иден, не надо, – сказала близняшка-они.

– Это меняет дело, – сказала я. – Простите меня за легкомысленность. И давно она пропала? Когда вы последний раз ее видели?

– Сегодня утром, – сказала Иден Пелф.

– Но сейчас только полдень, – я вновь не смогла удержаться от смеха.

– Вы омерзительны, – сказала Иден Пелф. – Смеетесь над нашей утратой.

– Иден, – сказала близняшка-они.

И повернулись ко мне.

– У вас правда роман с нашей матерью?

Я покачала головой.

– Но вы ее знаете, – сказала «они». – Она вас знает. Вы связывались. Недавно.

– Мы знаем об этом, и мы пойдем в полицию, – сказала Иден Пелф. – В полиции нас знают. Мой отец – очень известный человек. Мы дружим с властями. Мы дружим с очень могущественными людьми. Мы подадим на вас в суд. Мы обратимся в прессу. Мы очерним вас в социальных сетях. Вас закэнселят. Вы потеряете работу. Мы добьемся того, чтобы все и вся вас бойкотировали.

Я пожала плечами.

– Это ваша мать связалась со мной, а не я с ней. Мы разговаривали всего два раза более чем за четверть столетия, и сперва она позвонила мне однажды вечером по телефону. Потом прислала ссылку на зум, и мы пообщались в нем чуть больше получаса. Вот и все мое тлетворное влияние на вашу мать.

– А как насчет эсэмэсок, которые вы ей