Едва управляющий вошел в ресторан, как к нему навстречу энергично двинулся официант. Господин Гассман не без усилия растянул губы в доброжелательной улыбке — единственное, что его раздражало в ресторане, так это французский интерьер, с недавнего времени вошедший в моду. Даже фраки у официантов и те были французские! Но искать другой интерьер — лишняя потеря времени, в радиусе нескольких кварталов аналогичная история. «Ладно, хоть кухня немецкая», — раздражаясь, думал Гассман Эберхард. Отчего-то несказанно его раздражало все французское — пожалуй, кроме вина. Да уж, что умеют эти лягушатники, то умеют…

— Когда вам принести ребрышки, господин Гассман? — широко улыбаясь, спросил официант.

Родом этот парень был из Саксонии, в Берлине проживал уже четвертый год, и в нем не было ничего иноземного, но сейчас Эберхарду вдруг отчетливо послышался французский акцент. С чего бы это? А может, хозяин ресторана вместе с интерьером решил привить своему персоналу и французский прононс? В таком случае ноги его больше не будет в этом заведении!

— Минут через десять, — буркнул управляющий. — И принесите мне, Ганс… итальянского красного, — заказал он против обыкновения.

Официант не выразил удивления — ему приходилось исполнять и не такие неожиданные заказы.

— Слушаюсь, господин Гассман, — и, убрав табличку, он удалился на кухню.

Устроившись у окна, управляющий принялся рассматривать прохожих. Весьма любопытное занятие, когда некуда торопиться: просто сидишь за ресторанным столиком в ожидании заказанного обеда. И выясняется такая милая подробность — оказывается, по центральной улице прогуливается немало прехорошеньких женщин, и некоторые из них вышли явно для того, чтобы завести удачное знакомство, а то и заполучить состоятельного покровителя.

Переполненная улица жила по своим законам: гремели тяжелые экипажи вельмож, с городской ратуши прозвучал бой часов, поторапливая обеденное время, раздавалась громкая речь. И, пробиваясь через двойное толстое стекло, будоража кровь, звучал девичий смех.

Подавляющее большинство людей, разгуливающих по центральной улице, были обыкновенными зеваками, а то и туристами, стремящимися облегчить свои кошельки. Практичного Гассмана всякий раз удивлял их необычный выбор. Ими приобретались несуразные и дорогие вещи: вазы, сделанные под старину, мебель, вышедшая из моды… Вчера один чудак купил антикварные часы, которые впору крепить разве что на родовом замке. А не лучше ли вложить потраченные деньги в акции и получать впоследствии стабильный доход?

Управляющий делил прохожих на три неравные категории. К первой, в которую входило подавляющее большинство, он относил зевак. Расфранченные, с высоко поднятыми головами, они норовили казаться состоятельной публикой. Заглядывали в каждый магазин, интересовались дорогой утварью, но, как правило, ничего не брали; услышав цену, отходили прочь, ссылаясь на то, что данная вещь не вписывается в интерьер. Другая часть публики, в основном представители мужского пола, появлялась на центральной улице для того, чтобы познакомиться с молоденькими модистками. Третья часть, их меньшинство, — обыкновенные туристы, прибывшие в Берлин полюбоваться достопримечательностями, а потому они таращились на каждый дом, увенчанный дворянским гербом.

Подошел официант, принесший на подносе, укрытом белым полотенцем с красной вышивкой, свиные ребрышки, разложенные на длинной полированной доске и аккуратно разделенные на равные части. На краю доски в полном порядке стояли специи, где главным «героем» был белый соус, налитый в небольшую аккуратную вазочку.

С точки зрения аристократа, каким являлся Эберхард Гассман, свиные ребрышки являлись не совсем изысканным блюдом — предпочтение чаще всего отдавалось французской или итальянской кухне, — но менять что-либо в своем меню он не желал, а потому поглощал мясо в огромном количестве, что совершенно не сказывалось на его сухопарой фигуре. Банкир оставался строен и поджар, как в лучшие годы своей жизни. И женщины не без основания посматривали в его сторону.

Отрезав кусочек мяса, управляющий тщательно прожевал его, запив небольшим глотком красного вина. Употребление пищи не требует суеты, в какой-то степени оно способствует философскому осмыслению. Эберхард может позволить себе никуда не торопиться, со вкусом жуя хорошо прожаренное мясо, зная, что его счет ежедневно увеличивается на круглую сумму. Даже если бы он спал по двадцать часов в сутки, то неизменно просыпался бы богатым человеком. Весьма приятное чувство, черт возьми!

С лестницы Оперного театра спускалась высокая красивая девушка в длинной юбке, отделанной зауженными воланами до самых бедер; поверх декольтированного лифа выглядывали белые внутренние рукава, перехваченные вышивкой; на груди — перекрещенная алая косынка, через которую просматривалась высокая сдобная грудь. На маленькой красивой голове шляпка в виде чепца, одетая таким образом, что ее передний край отодвигался на самые уши, и позволявшая видеть гладко зачесанные волосы, разделенные надвое аккуратным прямым пробором. Руки до самых локтей скрывали длинные перчатки, в деснице — длинный кружевной зонтик из клетчатой материи.

Гассман, позабыв про еду, с куском мяса у самого рта, затаив дыхание, наблюдал за девушкой, спускавшейся к тротуару. Он много дал бы, чтобы та разделила с ним трапезу. Ее плавная походка притягивала внимание мужчин, а она, будто королева бала, подняв острый подбородок, охапками собирала восхищенные взгляды.

Девушка пересекла мостовую и направилась в сторону ресторана, где обедал Эберхард. Его молитвы были услышаны — красавица решительно потянула на себя дверь, известив о своем приходе звоном двух колокольчиков, подвешенных у самого входа.

— Что желаете, фройляйн? — подскочил к гостье официант, слегка наклонившись.

— Ой! Я буквально на минуту, — надула красивые губки девушка. — Мне, пожалуйста, чашечку кофе и пирожное с кремом.

— Сей момент, — с готовностью отвечал официант и мгновенно удалился, взмахнув полотенцем.

Осмотрев небольшой зал, девушка направилась к свободному столику, тоже у окна, неподалеку от Эберхарда. Присев на стул, она стала смотреть на уличную суету, и Гассман в полной мере мог насладиться ее красотой. Аккуратная ухоженная головка покоилась на длинной гибкой шее. На висках небольшие завитки, волнующей пружиной спускавшиеся к плечам, а в небольших круглой формы ушках сверкали серьги с изумрудами.

Подошел официант и, выставив с небольшого серебряного подноса чашку кофе с пирожным, немедленно удалился.

Позабыв про еду, Гассман наблюдал за тем, как девушка поглощает горячий кофе: маленькими глотками, сложив губы, будто бы для поцелуя. Когда кофе был выпит и последний кусочек пирожного проглочен, она позвала:

— Господин гарсон, пожалуйста, счет.

Подскочивший официант вырвал из блокнота бумагу с записанной суммой.

— С вас полторы марки.

— Вы сказали, марки? — слегка смутившись, отвечала девушка.

— Именно так, уважаемая фройляйн. А вас что-то смущает?