Опускаю шарлотку на стол и уже подумываю о том, чтобы уйти с этого праздника жизни. Позориться перед незнакомыми людьми – чуть более привлекательней позора перед знакомыми.

– Ой, нет, – говорит Шайла. – Даже не думай, Дутти тебя уже внесла в список, не подводи её.

– Ты о чём?

– Ты решила слинять. По глазам вижу.

Она ещё и проницательная. Нужно записать это в вымышленный блокнот и никогда с ней не ссориться.

– Я об этом даже и не думала, – лгу я.

Мне стало так легко врать, что я себя не узнаю. Хотя что я теряю? Три недели, и я уеду из этого городка. Никому от моих небольших недомолвок плохо не станет. Только если вымышленной тетушке.

Дутти возникает возле нас и, улыбаясь, говорит:

– Сейчас будет выступать мэр, а после аукцион. Я так нервничаю.

Щеки Дутти раскраснелись, но она улыбается, так счастливо, что я не могу сдержать ответную реакцию.

– Тебе-то что переживать? – спрашивает материализовавшаяся из воздуха Олли. – Твою стряпню разберут, а если никто не купит, тебя Эйб поддержит.

От этих слов Дутти расцветает ещё больше.

– Мой милый Эйб…

– Он только с тобой милый, с остальными злюка. Ходит постоянно, как будто пчелами обкусанный.

Олли закатывает глаза, и от этого её тонкие слишком черные брови взмывают ещё выше прежнего.

– Олли, да прекрати ты. Он – душка, – настаивает Дутти с легкой улыбкой на губах.

– Он – старая клюшка, – говорит Олли.

Шайла задевает меня за руку и подаёт наклейку с номером 32.

– Это что?

– Под этим номером ты выйдешь на сцену. Прицепи куда-нибудь.

Ещё раз осматриваю всех собравшихся поваров и замечаю на каждой идентичную наклейку, но с разной нумерацией.

Отлично, нас ещё и заклеймили, как коров каких-то. Ну да ладно, мне нужны деньги. Приклеиваю номер на сарафан чуть выше груди. Подруги продолжают трещать, но меня в это не втягивают.

Перестаю слушать их разговор и разглядываю толпу, что собирается перед сценой. Замечаю Брэдли, рядом с ним стоит женщина выше его на голову, это, наверное, Пэгги. Женщина олицетворяет собой грацию и высокомерие. Идеально ровная осанка и цепкий взгляд.

В отдалении от толпы я вижу Дориана, он разговаривает с Рене. Она что-то ему говорит, но он отрицательно качает головой. Мужчина пытается отойти, но девушка берет его за руку. Он останавливается, тяжело вздыхает и притягивает её к себе. Они обнимаются. Дориан поднимает взгляд и пересекается со мной глазами. Разрываю короткий зрительный контакт и отворачиваюсь. Я словно подглядела в замочную скважину. Этот город плохо на меня влияет.

На сцену выходит абсолютно седой мужчина в элегантном коричневом костюме и останавливается напротив микрофона.

– Уважаемые жители Скайвилля, поздравляю вас с открытием ежегодной ярмарки.

Все аплодируют, и мужчина, дождавшись тишины, продолжает:

– Но ещё до того, как мы начнём наш любимый аукцион, хочу представить вам нового главу по борьбе с мошенничеством в Скайвилле, Уильяма Рида.

Все снова аплодируют, а Шайла шепчет мне на ухо.

– Это его сын.

Неплохо устроился. Бросаю взгляд в толпу и нахожу там Дориана, он смотрит на сцену с совершенно непроницаемым лицом. И он, кажется, единственный, кто не осыпает овациями мэра.

Шайла, как демон-искуситель, сидящий на плече, шепчет:

– У Дориана с Ридом-младшим давняя вражда. Дориана даже отстранили из-за Уильяма. Это было буквально на днях…

Оборачиваюсь к Шайле и спрашиваю:

– Зачем ты мне это говоришь?

Она пожимает плечами.

– Тебе же интересно. Иначе чего пялишься на Дориана?

– Не пялюсь, – тут же отвечаю я и снова бросаю взгляд на полицейского.

Краем глаза замечаю, как Шайла максимально сильно закатывает глаза и агрессивно шепчет:

– Ага. Ещё скажи, что ты была не в его футболке в день нашего знакомства.

– Футболка была новой, – шепотом оправдываюсь я.

– Да-да. Конечно.

Тем временем на сцену поднимается молодой мужчина. На нём идеально отутюженный черный костюм и лакированные туфли. Брюнет в солнцезащитных очках. Но солнца уже как такового и нет.

– У него глаз подбит. Это Дориан сделал, – подсказывает мне Шайла.

– Шайла, прекрати, – одергиваю её я.

Уильям берет слово и долго говорит о том, что он положит свою жизнь на борьбу с коррупцией и наладит дела, которые, казалось, были запущены.

Люди снова хлопают в ладоши, но уже без особого энтузиазма. Мэр подходит к микрофону, а его сын, поклонившись, спускается со сцены.

– Объявляю ярмарку открытой! – заявляет мэр.

После этих слов аплодисменты звучат куда громче, кто-то даже присвистнул.

Наблюдаю, как одна за одной женщины выходят на сцену и рассказывают о своей еде, а потом ждут, когда некий мужчина заплатит им за это. Мой номер тридцать два, и я жду его объявления с какой-то странной тревогой и трепетом. Я так давно не испытывала подобных чувств, что совершенно неважным становится то, отчего они во мне появились.

Улыбаюсь сама себе. Чувствую себя живой. Эмоции настолько изменчивы, что я ощущаю необычайный прилив сил.

– Номер тридцать, Рене Гелли.

Бросаю взгляд на сцену и наблюдаю, как "та самая" Рене становится в центре помоста, она рассказывает о своём нереально-крутом-и-вкусном-торте, и тут начинаются торги. Её торт улетает молодому мужчине в самом центре толпы за триста долларов. Отличный результат. Но я совершенно случайно обращаю внимание на то, что Дориан в торгах не участвует. Даже с Рене.

Тридцать первый номер – это девчонка тринадцати лет. Её быстро сметают за пятьдесят долларов.

– Номер тридцать два, – объявляет мэр.

А вот и я.

Фух.

Поправляю сарафан, нацепляю на лицо милую улыбку, беру горе-шарлотку и выхожу на сцену.

– Что же у вас, миссис…

– Просто Кайла, – отвечаю я, и мне в лицо пихают микрофон.

– И чем ты нас удивишь, Кайла?

Ну что ж, да здравствует позор.

– Шарлотка, в лучших традициях её приготовления, – всё с той же улыбкой отвечаю я мэру.

Толпа шушукается, словно меня и нет на сцене. Становится неловко и тут раздаётся голос у подножия помоста.

– Пятьдесят, – говорит… Кто? Сын мэра?

– Сто, – уже знакомый мне голос из центра площади. Это Брэдли.

Улыбаюсь ему в знак благодарности, и Уильям Рид предлагает сто пятьдесят.

– Триста, – говорит Дориан, и я немного расслабляюсь.

Всё же он участвует в этом цирке.

– Четыреста, – говорит Уильям.

– Пятьсот, – тут же бросает полицейский.

– Продано! – восклицает ведущий-мэр, и я хочу придушить его. Моя шарлотка могла и больше получить за счёт каких-то там счётов двух мужчин. – Кайла, ты можешь подойти на стойку за сценой и дождаться там своего спутника на вечер.

Индюк! Авторитарно заявляю – мэр Скайвилля ужасный человек, он только что утащил у