– Прежде чем произошло что-то сексуальное? – заинтересовалась Клер.

С чего это вдруг? Может, у нее тайная страсть к Хэнку Хиллу?

Хм-м!

Джессика Флетчер. Живущая в Новой Англии детективщица, по совместительству сыщик-любитель, и Хэнк Хилл, высокий техасец, специализирующийся на пропане и всем, что связано с пропаном.

Любопытно…

– Верно, – подтвердила я.

– Джинси, солнышко, позволь сказать, что ты о-о-очень странная особа, – заметила Даниэлла. – Клер, твоя очередь.

Клер смущенно заерзала.

– О, это глупо, но однажды я видела сон о Найлзе из «Фрезье». Так романтично! Он вел себя как джентльмен. Даже не снял пиджака. То есть ничего такого не было. Мы просто ужинали.

– Найлз Крейн – не Хэнк Хилл, – подчеркнула я. – Если уж выбирать между майкой и пиджаком, так по мне лучше майка.

– Неужели на этой скамье я единственная, кто видит эротические сны с настоящим сексом? – расстроилась Даниэлла.

– О’кей, детка, – кивнула я. – Выкладывай, с кем это ты перепихнулась в быстром сне? Тебя так и подмывало признаться, с самого начала беседы. Не стесняйся.

– Ну, – жеманно поджала губки Даниэлла, – я видела абсолютно потрясающий сон с доктором Филом. Он был и-зу-мителен! Сначала…

– Тот лысый телепсихиатр? – ахнула я.

– Чем тебе не нравятся лысые? Сама мечтаешь о герое мультиков!

– Он вроде как толстоват, – вмешалась Клер.

– И это я слышу от девушки, которая распинается о несуществующей личности?! Найлза Крейна не существует. В отличие от доктора Фила.

Вот так и прошло наше путешествие. И хотя на деле заняло всего сорок пять минут, казалось, что намного, намного дольше.

Если это и называют дружбой, может, лучше броситься за борт прямо сейчас?!

Вечером, разложив вещи и купив кое-что из продуктов, мы решили отправиться в популярный ресторан «Перемирие», поужинать, а потом расстаться. На случай, если кому-то захочется заняться тем, что не понравится другим.

Даниэлла появилась из ванной с огромной гривой волос, о которой Дженнифер Лопес могла только мечтать.

– Вот это да! – выдохнула я, остро ощущая всю ничтожность своих куделек.

Кто-то сказал мне, что, если я потружусь уложить их, буду выглядеть как гамен. То есть уличный мальчишка. Я знала, что это означает, но притворилась, что понятия не имею. Иногда я могу быть весьма упрямой.

– Я и не представляла, что у тебя столько волос!

– Выглядят совсем как настоящие, правда? – расплылась в улыбке Даниэлла. – Это шиньон! Ну, разве не фантастика?

Клер, очевидно, отнюдь не была в этом уверена.

– Почему ты носишь шиньон? – удивилась она.

– А почему ты не носишь шиньон? – огрызнулась Даниэлла.

Клер? С шиньоном? Мисс простенький паж? Мисс модель каталога Эдди Бауэра? Любопытно, что она скажет.

– Это вроде как уж слишком. Впрочем, это только мое мнение, – поспешно добавила она.

Вечная миротворица. Хорошо бы эта девица нарвалась на какую-нибудь неприятность покруче. Ей бы пошло на пользу!

Прежде чем огрызнуться, Даниэлла глотнула розового мартини, который я ей протянула.

– Вполне общепринятый аксессуар. И не такой уж дорогой.

– О, разумеется. Просто… понимаешь, мне неловко носить шиньон.

– Но почему? – поразилась Даниэлла. – Что постыдного в том, чтобы выглядеть шикарно и модно?

– Ну, – пискнула Клер, – не думаю, чтобы я захотела показаться на людях в таком виде.

– Каком еще виде? Роскошном и модном? Что же, солнышко, это твоя проблема.

– Я по натуре своей недолюбливаю все искусственное, – призналась Клер.

Я ухмыльнулась. Бедняжка.

– Интересно, можно ли ненатурально недолюбливать все искусственное?

– Да и что подразумевать под натуральным? – добавила Даниэлла. – Кроме того, я не разбираюсь в так называемой натуре. Что это такое? Природа? Деревья, цветы и камни? Не станешь же ты утверждать, что каждое решение, которое принимает человек, не имеет отношения к чему-то ненатуральному? Продать что-то, произвести впечатление и тому подобное.

Перед тем как ответить, Клер отпила апельсинового сока.

– Голодающая эфиопская женщина, которой приходится решать, разделить ли последние крохи еды, предназначенные для ее семьи, с умирающим ребенком другой женщины, – это тебе не впечатление производить. Она думает о том, как пережить еще один день кошмарной жизни.

– Может быть, – пробормотала Даниэлла, – но лучше нам поговорить о таких людях, как мы. О цивилизованных, тех, кому не приходится голодать или жить в лагерях для беженцев.

– Людях, предпочитающих носить одежду от Л.Л. Бина, а не от Прада, – вставила я, смакуя свой мартини, – поскольку они хотят, чтобы все знали: они за удобство и комфорт. Ну… или, скажем, семейные ценности. Отдых на Нантакете с милыми светловолосыми детками. Яхта. Томаты. Кукуруза на гриле. Уик-энды в Мэне, в семейном летнем домике. Пирог с ежевикой. Кленовый сироп.

– Я одеваюсь не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, – запротестовала Клер, – а для себя самой. Люблю удобную одежду.

– Но твой ансамбль от Л.Л. Бина – все равно костюм, – усмехнулась Даниэлла. – Униформа.

– Ничего подобного! В жизни не носила форму, если не считать пребывания в отряде герлскаутов.

Даниэлла в очередной раз театрально вздохнула. Похоже, это вошло у нее в привычку.

– Только не говорите мне об униформах! Но так или иначе, я устала от разговоров! И все, что хочу сказать: мужчинам нравятся безобидные женские уловки. Они тешат себя мыслью, что женщины готовы из кожи вон лезть, чтобы произвести на них впечатление.

– Некоторым мужчинам, возможно, – согласилась Клер. Лицемерит? – Но не таким, с которыми мне хотелось бы быть рядом.

Настала моя очередь драматически вздохнуть.

– Господи, как ты скучна, Клер!

БАЦ!

От неожиданности я подпрыгнула. Клер почти швырнула на стол бутылку с апельсиновым соком: оранжевая жидкость, шипя, полилась через край.

– Как ты смеешь говорить обо мне подобные вещи! – закричала она. – Ты ничего обо мне не знаешь! Ничего! И еще несколько недель назад слыхом не слыхала о моем существовании! Какое право ты имеешь судить меня?

Такой реакции я не ожидала.

– Эй, слушай, я не хотела. Просто неудачно пошутила. Думала, ты попросишь меня заткнуться или что-то в этом роде.