– Пустое, – брат кивнул своим мыслям. – Зато я знаю. Не думал, что они решатся. Хотя и не исключал. Посол Татищев сообщил, что австрийцы готовят на польский трон своего кандидата. Даже хотят короновать его в Кракове.

– Но кто же может претендовать на корону? – удивилась княгиня. – Хотя родов, которые имеют право баллотироваться…

– Холодно, – прервал ее Александр Христофорович, словно они играли в прятки. – Их кандидат совсем далек от польских родов. Его именем они бьют сразу две карты. Прибавь французскую.

– Герцог Рехштадтский? – не поверила княгиня. – На коронации в Варшаве я должна держаться как можно дальше от августейшей четы.

Брат пожевал ус.

– Значит, покушение может захватить только ближний круг участвующих в церемонии.

– Я статс-дама и не могу отбежать очень уж далеко…

– Не взрыв. Не могу сказать, что рад это слышать.

– Почему?

– Для взрыва нужны серьезные приготовления, которые трудно скрыть. Ловить взрывников – милое дело. А вот кинжал… Кто будет облачен в достаточно широкую одежду, чтобы пронести в зал оружие?

Оба согласно захмыкали. Духовенство. Кардиналы.

– Полно об этом, – шеф жандармов считал нужным потрясти сестру, как грушу. – Твое мнение о нашем посольстве в Тегеране?[25] Насколько англичане причастны?

* * *

Шенбрунн – Хофбург, Вена

Престарелый император Франц любил внука от несчастной дочери больше остальных своих отпрысков. Говорят, подранок дороже родителям-скворцам, чем те, кого они могут поставить на крыло. В Шенбрунне много скворцов. По весне они устраивают в парке такой гвалт, будто им не хватает места! Но небо открыто.

Поселить внука здесь – подальше от утомительных столичных церемоний – была идея деда. Да он бы и не смог видеть, как его родной крови вместо стула пододвигают к столу табурет и сервируют не на серебре, а на фарфоре. Этикет непреложен. Тем более здесь, в Вене, на руинах древнейших имперских традиций. Габсбурги – не выскочки и умеют ценить римское наследие. Но как больно видеть бедного мальчика «ниже» всех за столом! На дальнем конце.

Тем не менее император правил не нарушал. А к внуку выбирался, как позволяли дела, то есть нечасто. Любовь – это не обязательно то, что происходит глаза в глаза. Заочно чувство не теряет ни остроты, ни силы, тем более что оно замешано на жалости.

Именно поэтому старый Франц собрался в загородную резиденцию для разговора. Меттерних темнит. Что там у них с Польшей? Неужели очередные промахи придется оплачивать головой Франсуа (про себя дед называл принца французским именем, тем более что и думал по-французски – таково воспитание). Но император с самого начала знал, что мальчик – разменная монета. Рано или поздно им придется пожертвовать. И от этого жалел еще больше.

Они говорили в желтом кабинете, чьи стены, оклеенные рисовой бумагой, конечно, имели уши. Но были куда менее проницаемы, чем стены Хофбурга.

– Тебе хочется к полякам? – осведомился старик, беря внука за руку. Его большие синие губы еще не тряслись, но уже заметно подрагивали, как и пальцы. – Я бы хотел пристроить тебя где-то на прочном основании. Меттерних – хитрец. Но если ты удержишься в Кракове, то от его опеки можно будет избавиться.

Юноша слушал внимательно, понимая, что дед заботится сейчас о нем, а не о делах короны.

– Я невечен, – со вздохом сообщил старик. – На кого ты тогда сможешь положиться? На мать?

«Я ей не нужен».

– На поляков? Я бы предостерег тебя от них, но по лицу вижу: ты сам все понимаешь. Трон во Франции занят враждебными тебе Бурбонами. Я думать не хочу, что они могут с тобой сделать. Не приведи Бог! – Дед сжал руку Франца. – Мне все равно, кто твой отец.

«А мне – нет», – подумал герцог Рейхштадтский.

– Так каково твое собственное мнение о короне в Кракове?

– Надо с чего-то начинать, – улыбнулся юноша, не сознавая, что повторил последние слова Меттерниха из беседы с ним. – Я слышал, поляки легкомысленны.

– Так и есть, – кивнул старый Франц. – Как солома, легко вспыхивают, но быстро прогорают. Однако даже их корона лучше, чем ничего. Международные договоры утверждают право Петербурга владеть почти всеми землями Польши. Но, – дед поднял палец, – договоры меняются в зависимости от изменения политической реальности. А сегодня она такова, что царь может остаться без своих западных провинций. И ты усидишь на бумажном троне.

– Если поляки окажут достойное сопротивление…

– Они его не окажут, – остановил дед. – Нет, конечно, будут головокружительные подвиги и свист на всю Европу про героизм обреченных, но…

– Ты их не жалуешь?

– Я видел их в минувшую войну, – старик покашлял. – Извини. Опыт. Еще не было случая, когда они предпочли бы интересы короны своим собственным. К счастью, само твое восхождение на трон зависит не от них.

– А от кого? – удивился Франсуа.

– Поражу тебя еще больше, – императору приятно было искреннее удивление внука. – От персов.

Старик пронаблюдал, как у принца глаза полезли на лоб. Кажется, мальчик вообще не подозревал, что за пределами Европы что-то есть. Ах, жаль, мало он давал внуку уроков! Теперь тот хлопает длинными, загнутыми, как у Марии-Луизы, ресницами и не может связать очевидные нити. Как отпускать такого наивного ребенка в мир? Только чудо поможет!

– Все просто. Русские владеют Польшей. Но они же сейчас воюют с Турцией. Если бы турки побеждали, у тебя бы появился шанс: проигрыш царя ведет к бунту в присоединенных провинциях. Поляки закричали бы первыми, а заткнуть их у Николая не нашлось бы сил. Но, – старый Франц сделал паузу, чтобы внук хорошо понял сказанное, – турки, как всегда, не на высоте.

«Это те самые турки, которые осаждали Вену?»

– Теперь они не настолько грозны. Мы избегаем столкновений с ними. Русские менее благоразумны. Итак, они воюют, а в тылу у них есть Персия, где только что вырезали русское посольство во главе с послом. Если полыхнет еще один очаг войны на востоке – что вероятно, – русским будет не до Польши на западе. И тогда лови свой шанс. Понятно?

Внук ошалело кивнул. Раньше его не волновали такие тонкости. Он старался вырваться из-под давящей опеки – вот и все. А теперь выходило: за каждым шагом – целая стратегия…

– Но я тебя вовсе не за тем посетил, чтобы давать уроки политического равновесия, – император сделал рукой нетерпеливый жест. – Ты знаешь, что у нас в сокровищнице хранятся древние реликвии веры?

Юноша кивнул.

– Копье судьбы. Чаша, из которой Спаситель пил на Тайной Вечере. – Старый Франц не сказал: «Грааль». Незачем пугать ребенка. – Я слишком беспокоюсь за тебя. И ты – слишком необычное дитя. Поэтому, хотя и не в наших правилах обращаться к священным предметам с вопросом, нам все же стоит поинтересоваться твоим будущим. Я тайно собрал епископов, чтобы они позволили тебе после ночной литургии взглянуть в чашу. Едем.

Принц обомлел. Он никогда не рассчитывал на такой подарок. Да и не особенно верил в силу реликвий.

– А если я ничего не увижу?

Император покачал головой.

– Все видят. В тебе говорит безбожная кровь отца. Моя тетка, Мария-Антония, отправляясь во Францию, узрела свою отрубленную голову.

Юноша заколебался.

– А мать? Что она видела? И если видела, то почему поехала в Париж и вышла замуж за отца?

Старик снова покачал