Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приду, мужики, приду, — пообещал Амброж и добавил: — Не мог я… — Он окинул всех взглядом, и те понимающе закивали головами. Амброж еще носил траур по жене.
С автобусной остановки все разбежались кто куда. Амброж не спешил. Он вышел последним. Перекинулся словом-другим с водителем, который заботливо оглядывал со всех сторон свою видавшую виды колымагу, будто беспокоился, все ли части на месте. К вечеру надо еще проделать обратный путь через горы в Брудек. Амброж направился к дому, где были самые большие витрины.
Он вошел в дверь магазина. Знакомо звякнул колокольчик. За длинным прилавком копошился неизвестный ему человек. Новый приказчик, что ли? Пан хозяин, видимо, еще не изволили проснуться…
— Мне бы поговорить с паном Фоусткой!
— Его нету!
— А когда он может появиться?
— Он больше сюда не ходит, — ответил новенький и опять склонился над стопкой бумаг возле кассы.
— Как это — не ходит? Я к нему по делам! — в раздражении взвился Амброж.
Но человек, возившийся с бумагами, даже головы не поднял.
— Спросите у его жены, — он ткнул большим пальцем в потолок.
Амброж растерянно поблагодарил. Вышел из магазина, свернул к калитке, которая была врезана в большие ворота, и очутился в проходе, ведущем во двор. Стал подниматься на второй этаж и вдруг увидел среди сложенного во дворе материала и инструментов целую кучу своих мотыг. Он узнал бы их среди тысяч подобных. «Моя работа!» Но сейчас он испытывал отнюдь не профессиональную гордость. Им овладело беспокойство.
Что-то стряслось, не иначе! Уж не захворал ли Фоустка? Или еще того чище — не помер ли? Таким никому не нужным, заброшенным казалось все это добро под навесом, тянувшимся по всей длине двора. А какой всегда лоск и порядок бывал на этом складе между стенами асфальтированного подворья!..
Амброж медленно добрался до дверей квартиры. Постоял, помялся. Может, все-таки не надо заходить? Но его подгонял страх, что он уедет, так ничего и не добившись. Амброж вздрогнул от ужаса, когда представил себе те кучи мотыг, топоров и лемехов для плугов, к которым ему пришлось бы вернуться в свою кузню, так и не узнав, куда их девать.
Пани Фоусткова опасливо приотворила дверь. Но Амброж успел заметить в ее глазах слезы.
— Мужа нету дома!
— Мне необходимо с ним поговорить, — сказал Амброж настойчиво.
Осунувшаяся, бледная, в заношенном капоте, с неприбранными волосами, она совсем не походила на уважаемую супругу крупного оптовика, одну из первых дам города. Иногда она вместе со своим мужем появлялась в кузне. Он вспомнил ее щебетанье, стук высоких каблучков возле лотка, наивные, удивленные возгласы, ахи и охи там, где ни Амброжу, ни кому-либо другому ничего не казалось удивительным. Фоустка с великодушной улыбкой посматривал вокруг, как будто говорил: «До чего же красивая и очаровательная женщина, а?» — и требовал от всех домочадцев кузнеца почтительного снисхождения к сумасбродствам своей женушки.
А сейчас эта женщина рыдает: «Его арестовали!» — и захлопывает дверь перед самым носом Амброжа.
Он нахмурился, сделал страдальческое лицо, пока рыдания и всхлипыванья не заглушил стук каких-то других дверей. Амброж уходил и все сильнее и сильнее встряхивал головой. Нет больше сомнений — жизнь вокруг рушится. Он даже не оглядел двор, где всегда с удовольствием любовался штабелями железа и замечательного, отлично изготовленного товара.
Амброж вышел на площадь и окинул укоризненным взглядом автобус. Эта старая калоша словно бы назло привезла его совсем не туда, куда он собирался. Он вспомнил разговоры мужиков во время езды. «Они, конечно, знали, что меня здесь ожидает. А я только предчувствовал. Где-то там, в самой глубине души. Но все боялся сказать вслух, как бы не сглазить… У меня так и вертелось на языке: о чем это они? Какой такой конец пришел моей кузне, коли есть пока сбыт?..»
Амброж засунул руки поглубже в карманы своего полупальто и с гневом окидывал взглядом эркеры домов. Атланты и кариатиды держались еще высокомернее, чем прежде, демонстрируя полное безразличие ко всему и ко всем. Не только к его неожиданному краху, но и к спешащим мимо людям и повозкам, запряженным лошадьми.
Иногда мимо проносился автомобиль, и с мостовой поднималась стая вспугнутых голубей. Птицы опускались на лепные фасады домов. Гордость, самоуверенность и великолепие. Результат добротной строительной работы — и спекуляций. Кто-то должен сделать, кто-то другой — продать. Торговля — кровь в жилах жизни. А сейчас ее благотворный бег внезапно прервался.
Амброж отводил глаза от людей. Прохожим могло показаться, будто этот широкоплечий, простоволосый верзила просто так, скуки ради шатается по каменной мозаике площади. Он заглядывал в витрины магазинов, и его удивляло, что все идет своим чередом, как прежде. Женщины делают покупки. Такой же деревенщина, как он, и даже в одинаковом с ним полупальто, тащит новый кнут. Москательщик ставит перед своей лавкой доску с указанием имеющегося сегодня в продаже товара. Все это Амброж примечал, не переставая размышлять над судьбой оптового торговца пана Фоустки. Наконец он еще раз непонимающе оглянулся на вывеску над его магазином и быстрым шагом припустился к улице, где жил знакомый кузнец.
В окнах кузницы играли сине-зеленые отблески сварки. Перед мастерской стояло несколько подвод. Амброж учуял запах сена из торб и смрад подпаленных копыт. Сено не успокаивало тревожно вздрагивающих лошадей.
— Слыхал я о твоей беде, — сказал старый мастер, поздоровавшись с ним.
Амброж не сразу понял, о какой беде тот говорит.
— Такая молодая, тридцать восемь, да? — сочувственно продолжал старик. — Ну а как вообще твои дела?
— Что с Фоусткой? — спросил Амброж.
Кузнец поправил на носу примитивнейшие из всех производимых очков и сделал вид, будто только сейчас понял истинную причину хмурого вида Амброжа.
— Судить будут!
— За что?
— Тебе лучше знать!
— Мне?
— Ага, тебе, — кивнул кузнец, — годы и годы обдирает тебя как липку, а ты о том не знаешь и не ведаешь!
— Не меня одного! Нас много на него работало, — бросил Амброж.
— Да! Таких, как ты, у него на совести достаточно! Он, конечно, был псих, твой Фоустка. Да только из тебя масло жал! Что и говорить!
— А как же без выгоды-то?
— Выгода… — ухмыльнулся кузнец. — Ты своей головой подумай, какую деньгу он огребал и что тебе отслюнивал!
— Так было, так и будет, сколько свет стоит.
— Нетушки! Теперь пришел конец!
— Смотри, как бы всему конец не пришел…
— Я в артель вступил! Сырье мне дают, забот никаких, а работы — хоть отбавляй!
— Говорят, и с лошадьми покончат, — заметил Амброж.
— Пока что вон их сколько, — ткнул кузнец в