- Алло, – услышала я детский голос.

- Привет, – замялась я, – а можно услышать Антона?

- А Антон не может подойти к телефону, – щебетала девчушка, – он лежит у себя в комнате и его нельзя тревожить. Так папа сказал. У него кровь на губе и лбу. Из носа уже остановили. А мама сказала, что братика избили хулиганы. А ты знаешь кто это такие, ну эти самые хулиганы?

Всхлипнула, прикрыла дрожащей рукой глаза и прошептала:

- Кажется, да…

POV Алёна

В воскресенье, уже поздно вечером, от Антона все-таки пришло сообщение с понятным содержанием «прости, я облажался». Но когда я спросила, что случилось, то ответом мне было только «потом расскажу». Так и промучилась в неведении до самого утра понедельника.

А там меня уже ждало дежурство по раздевалке, в котором мне напарником должен был быть как раз, не пришедший в школу, Карташов. И я категорически не справлялась. Бегала у своего окна туда-сюда, суетилась, а когда прозвенел звонок на первый урок, совсем рухнула на лавку без сил.

- Княжина, – услышала я окрик директрисы, – а ты чего тут одна?

- Я не одна. Ребята из девятого просто отошли в туалет. А мой напарник на больничном, – покаянно доложила я.

- А, ясно. Надо было классной сказать. Ну ладно, пошли, – махнула она мне рукой, – за тебя пока Вадик посмотрит тут, – и повелительно кивнула охраннику.

А потом мы двинули в наш класс, где директриса прилюдно отчитала классную за безалаберность и то, что я была вынуждена нести вахту одна в своем звене целое утро. Зря она так, меня Галина Александровна и так не любила черт его знает за что, а тут еще и это.

- Выделите ей в помощь мальчика, – приказным тоном порешила директриса.

- Ну, кто пойдет с Княжиной? – спросила классная, но в помещении воцарилась просто гробовая тишина. Только смерти с косой не хватало для полноты картины.

Никто не хотел со мной дежурить. Никто. Я до сих пор оставалась самым слабым звеном в нашем «дружном» коллективе.

И тут, словно гром, среди ясного неба. Его голос. Ненавистный. Глубокий. Пугающий.

- Я пойду.

И Соболевский медленно встал со своего места, а я только сейчас на него посмотрела. И тихо охнула.

- А что с лицом у тебя, Никита? – словно между делом поинтересовалась директриса.

- Шайбу вчера не поделили, – лениво потянул Соболевский, пока запихивал учебники в сумку. Все знали, что мой бывший сосед серьезно занимался в хоккейной коробке и данное объяснение выглядело вполне себе удобоваримым.

Но чтобы так! Губа разбита, бровь тоже, на скуле виднеется синяк. Жесть, конечно, но я была рада, что его хоть кто-то умудрился набуцкать в этом мире. Прямо на душе теплее стало. И нет, мне за свои мысли было нисколечко не стыдно. Вот так вот!

- Марьяна Георгиевна, а может я одна подежурю? – скривилась я и умоляюще впилась в равнодушные глаза директрисы.

- Нет нельзя! – неожиданно громко заорала женщина, – Вдруг проверка, а там ты одна на два окна бегаешь. Все, идите! Задерживаете мне тут урок.

И я потопала обратно в раздевалку, как на каторгу, честное слово! А позади меня плелся ненавистный, мерзопакостный во всех смыслах Соболевский. Почти наступал на пятки. Буквально дышал в спину. А мне только и хотелось, что повернуться и расцарапать его наглую физиономию. Превентивный удар, если хотите. Уж не по доброте душевной он вызвался помогать мне по дежурству. Как же! Наверное, уже нафантазировал в своих грязных мыслях очередной гнусный план, как довести меня «до ручки».

Паскуда!

И ведь я не ошиблась, знаете ли.

Весь день Соболевский вел себя обманчиво спокойно. Даже несколько раз помогал мне в моем окне, когда толпа второй смены учащихся атаковала раздевалку, а потом и первой, что скопом ломанулись после учебы домой. И как же он меня нервировал в тот момент!

Я словно со всех сторон была окружена врагом. Его запах давил по рецепторам. Эта была какая-то невообразимая мешанина ароматов, честное слово: цитрусовые ноты бергамота, дуба, амбры и можжевельника, немного ванили в сочетании с мускусом и все это под сладкими нотами смородины, ананаса и яблок. Черт знает что, но я невзлюбила этот адский коктейль, хотя впервые, когда его учуяла он показался мне лучшим, что я когда-либо ощущала.

Теперь я знаю – так пахнет зло во плоти. Так пахнет Никита Соболевский.

А еще он смотрел на меня. Прожигал своим черным взглядом. И я чувствовала эти липкие щупальцы чужого, ненавистного мне внимания. Они не несли добра, и я знала это. Наверное, этот гад просто обдумывал, что же еще такого сотворить со мной, чтобы довести до слез.

И придумал! Ровно тогда, когда до конца дежурства оставались считанные минуты. Решил отжечь напоследок. А я, дура, думала, что пронесет. Ага, три раза ага!

- Княжина?

А даже вздрогнула. Когда это он вообще последний раз ко мне обращался? Да, ровно год назад, когда мне на одежду насадили огромных тараканов. Скорее всего по его наводке или для того, чтобы Никиточка похохотал над убогой Килькой на досуге. Но я больше не Килька, не Доска и уж точно не девочка для битья. Поэтому я просто абсолютно абстрагировалась, и от его голоса, и от всей его сущности.

Молчать. Он ничто для меня. Пустое место!

- А ты правда, что ли любишь театры?

Боже, что он несет? К чему вообще клонит? Ай, плевать!

- Оперы, балеты, м-м? – обошел Соболевский вокруг меня, потому как я отвернулась, и встал напротив, снова заполняя пространство своим странным ароматом.

Б-р-р!

- В Мариинке сейчас дают «Лебединое озеро». И «Золушку» еще.

Все так же молча перевела глаза на часы и облегченно вздохнула, а потом, не говоря ни слова, подхватила свою сумку и двинула на выход из школы.

А это исчадье ада за мной, что б он провалился!

- Алён, – произнес Соболевский мое имя и меня передернуло.

Сказал и словно испачкал меня всю. Даже мурашки по телу побежали. Но я упорно топала прочь от него. Как можно скорее, как можно дальше!

- Алён, да подожди ты, – дотронулся он до моего плеча, и я подскочила будто кошка, напуганная слишком громким звуком.

- Не смей ко мне прикасаться! – зашипела я змеей.

- Алён, – облизнул губы и сглотнул.

Вот артист! Прямо репетировал волнение перед зеркалом.

- Чего тебе надо от меня? – рычу я.

- В театр пойдешь со мной? – и он делает опасный шаг в мою сторону так, что я вся натягиваюсь как струна в ожидании…не знаю! Его извращенная фантазия способна на любые гнусности.

- Никогда, – подаюсь я в его сторону и выговариваю это слово четко и по буквам.