Ленин с тревогой писал 11 марта Троцкому, который вроде бы лучше других знал подлинное состояние Красной Армии:

«…Наше систематическое миролюбие доказывает польским массам, что им нечего бояться нас, угрозы же будут использованы империалистами, чтобы испортить благоприятное для нас настроение масс. Но абсолютно необходимы достаточные военные приготовления. Надо быть готовыми к наихудшему.

В Финляндии – взрыв шовинизма, ибо после краха белогвардейцев занятие нами всего Севера хоронит великофинские мечтания… Необходимо быть в военном отношении на всякий случай быть готовыми. На финском фронте необходима готовность к обороне.

Хан Хойский, хотя и полемизирует, но усиленно напрашивается на переговоры. Если бы все силы пришлось направить против Польши и Финляндии, и если бы мирным путём можно было получить нефть, не следовало бы отсрочить там войну».28

Так полагал Ленин, от которого, в конечном счёте, и зависело принятие окончательного решения – быть или не быть войне, 11 марта. Однако, спустя всего шесть дней, он отказался от недавней осторожности. Телеграфировал членам РВС Кавказского фронта И.Т. Смилге и П.К. Орджоникидзе, потребовав от них совершенно иное. «Взять Баку, – указал Председатель СНК, – нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это, причём обязательно в заявлениях быть сугубо дипломатичными и удостовериться максимально в подготовке твёрдой местной Советской власти. То же относится и к Грузии, хотя к ней относиться советую ещё более осторожно. О перебросках /войск – Ю.Ж./ условьтесь с Главкомом».29

Столь внезапно изменить мнение Ленина заставило только одно – признание ошибки в прогнозе политики Финляндии. Гельсингфорс неожиданно для Москвы согласился урегулировать положение в двух волостях Карелии путём мирных переговоров, о чём и уведомил нотой от 29 февраля. Неделей позже выразил готовность обсудить вопрос и о Печенге, занятой Красной Армией, не прибегая к вооружённым действиям.30 Таким образом, оказалось, что один из двух возможных противников (во всяком случае – на ближайшее время) перестал представлять угрозу.

…К 30 марта части Кавказского фронта уже освободили Владикавказ, Кизляр, Грозный, Темир-Хан-Шуру (Буйнакск), Порт-Петровский. Потеряв возможность к сопротивлению, правительство Горской Республики бежало в Тифлис, а его основной военный орган, Совет обороны Северного Кавказа и Дагестана. 11 апреля самораспустился. Дорога на Баку оказалась открытой.

Глубокой ночью 27 апреля десантный отряд численностью в 300 человек, на четырёх бронепоездах 11-й армии, в одном из которых находились командарм (бывший штабс-капитан) М.К. Левандовский, Киров и Орджоникидзе, пересекли границу Азербайджана и на рассвете 28 апреля прибыли на бакинский вокзал. Как и предвидел Микоян, сопротивления не было. Его не оказали ни три тысячи солдат азербайджанской армии, стянутые к северу от столицы, ни две тысячи бакинского гарнизона. Выполнено было и главное условие Ленина – к моменту прихода авангарда Красной Армии уже был образован ВРК Азербайджана, во главе с заранее приехавшим Н. Наримановым, которому собравшийся в два часа ночи Парламент республики официально передал всю власть. В тот же день в Москву поступила телеграмма с просьбой о поддержке:

«Не имея возможности собственными силами удержать натиск соединённых банд внешней и внутренней контрреволюции. Военно-революционный комитет Азербайджана предлагает правительству Российской Советской Республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путём присылки отрядов Красной Армии.31

Разумеется, просьба тут же была удовлетворена. 30 апреля в Баку начали входить части 11-й армии. Но вступать в бои им пришлось лишь месяц спустя. Подавлять восстание, поднятое 25 мая перебравшимся в Гянджу (Елисаветполь) старым правительством по настоянию бывшего командующего турецкими войсками в Азербайджане генерала Нури-паши. Затем тот же Нури-паша уже 31 мая столь же неудачно пытался оказать сопротивление в Карабахе.

Иначе поступили Киров и Орджоникидзе по отношению к Грузии. Памятуя о провале поднятого ранее восстания (иными словами – об отсутствии там «подготовленной местной Советской власти»), решили не нарушать суверенитет республики. Срочно прибывший в Москву по приглашению НКИД член Учредительного собрания Грузии Г.И. Уратадзе и заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан подписали 5 мая договор, подготовленный по аналогии с российско-эстонским. Он установил:

– Россия «безоговорочно признаёт независимость и самостоятельность Грузинского государства и отказывается добровольно от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к грузинскому народу и земле» (статья 1-я), «обязывается отказаться от всякого рода вмешательства во внутренние дела Грузии» (статья 2-я).

Граница между странами проходит по реке Псоу, от её устья (то есть в шести с лишним километрах к северу от демаркационной линии между деникинскими и грузинскими войсками) и далее, вдоль северной старой административной границы бывших Кутаисской и Тифлисской губерний, до Закатальского округа, а затем– по его восточному рубежу – до Армении. Одновременно Россия признавала принадлежность к грузинской территории Батумского округа, который Верховный Совет Антанты объявил 8 апреля 1920 года подмандатным Лиги Наций с пребыванием там вооружённых сил Великобритании, Франции, Италии, а также Закатальского и Сухумского округов.

Тем самым, ради сиюминутной политической выгоды Москва не только согласилась с необоснованными притязаниями Тифлиса на Абхазию и Южную Осетию, но ещё и вмешалась в спор между Грузией и Азербайджаном из-за Закатальского округа, встав на сторону первой.

Правда, в свою очередь Грузия объявила о своём нейтралитете в не завершившейся ещё борьбе Красной Армии с остатками деникинской армии, эвакуированной в Крым. Она обязывалась разоружить части Вооружённых сил Юга России – «буде таковые окажутся», передать всё их военное имущество и корабли России и принять меры к недопущению впредь на своей земле присутствия «претендующих на роль правительства России или части её, или на роль правительства союзных с Россией государств, а равно представительств и должностных лиц, организаций и групп, имеющих своей целью низвержение правительства России или союзных с нею государств» (статья 5-я).

Кроме того, Грузия должна была «освободить от наказания и дальнейшего преследования» всех тех, кто был задержан и осуждён «за деяния в пользу Российской Социалистической Федеративной Советской Республики или в пользу Коммунистической партии» (статья 10-я).32 Иными словами, амнистировать участников просоветских восстаний.

Тифлисские власти пошли даже на такую меру, лишь бы оградить себя от вторжения Красной Армии.

Бакинскую операцию успели провести как нельзя вовремя.

25 апреля польские войска, пренебрегая международным правом – решением Лиги Наций о так называемой Линии Керзона, принятым ещё в декабре 1919 года, без предъявления Советской России каких-либо претензий, без объявления войны Варшавой, устремились на восток.