Поочерёдно посветив фонариком в лицо Сергея, Ненашева и Вани, подвёл итог: — Молодцы, мужики! Будь моя воля, я бы вас к медалям представил. Из плена бежать — это тебе не фунт изюма. В отряде сильные духом очень нужны — потери у нас большие. В прошлую неделю разведгруппа на засаду напоролась, никто в живых не остался, а дела намечаются значительные. Огромные, можно сказать, дела!

И по той многозначительной интонации, с какой капитан Жежелев сделал намёк, Сергей с холодком восторга понял, что приближается наступление наших войск на Ленинград.

Неужели прорыв?

— В общем, зачисляю вас в отряд. Отоспитесь, отдохнёте денёк, а там и на задание.

В партизанском отряде под командованием капитана Жежелева насчитывалось около шестидесяти партизан, разделённых на два боевых взвода. Как понял из разговоров Сергей, большую часть отряда составляли бывшие окруженцы и убежавшие от оккупации местные. Последних было слышно по быстрому говорку с протяжными согласными и той готовности прийти на помощь, с какой радушные хозяева принимают дорогих гостей.

Жили в землянках, вырытых на небольшом островке посреди болот. Днём строжайший режим маскировки: ни огонька, ни звука, ни дымка. Зато ночью можно было поесть горячей каши и подремать у горячего бока печки-буржуйки.

Уже через два дня после зачисления в отряд Сергей пошёл на первое боевое задание в составе семёрки. Задача была несложной: устроить засаду и пощипать проходящих гитлеровцев.

— В серьёзный бой не вступайте, — напутствовал Жежелев, — наша цель сейчас — деморализовать врага и отвлечь на себя его силы. Пять минут боя, и скрывайтесь.

Для назидания Жежелев помахал перед строем растопыренной пятернёй, обозначавшей число пять.

Вышли на рассвете, едва сквозь прорехи ночи блеснуло серое рядно зимней зорьки. Под широкими, короткими лыжами еле слышно поскрипывал снежный наст. Лыжня ложилась ровная, глубокая, как ручеёк посреди равнины. Разгорячившись, Сергей сдвинул на затылок шапку-ушанку. Хорошо быть на воле!

На миг задержав бег, он почувствовал, как тяжело качнулись привязанные к поясу автоматные диски. В партизанском отряде ему выдали добротный овчинный полушубок, валенки и автомат. Пожилая комендантша Полина Васильевна, прикинув на глаз размер одежды, пояснила:

— Остатки прежней роскоши. Летом Центр успел нас снабдить амуницией, а теперь давно без связи сидим. С тех пор, как фашисты радистку замучили. Фрицы к радистам особенно люто относятся, нам говорили, что Гитлер даже специальный приказ издал — уничтожать радистов. Хорошая была девушка. Катей звали. — Отвернувшись, Полина Васильевна высморкалась. — Царствие ей Небесное. А им, проклятым, адское пламя.

Хотя Сергей знал, что его Катя в Ленинграде, сердце всё равно тревожно ёкнуло. Вспомнилось круглое, почти детское Катино лицо с ясным взглядом и озорная улыбка, которая в действительности идёт не от бойкости, а от застенчивости. Такую тростиночку надо на руках носить, а фашисты…

Задохнувшись от прилива ненависти, Сергей схватил в охапку полушубок и выскочил наружу. Земля горела под ногами, так хотелось скорее на задание, чтобы никогда и нигде в мире фашизм больше не поднял голову.

Командиром группы шёл малорослый партизан по прозвищу Шмель. Он и вправду походил на шмеля низким, гудящим голосом с заметными колебаниями обертонов. Сергей удивился огромной разнице тщедушного тела и богатого голоса.

Весь путь до позиции Шмель как приклеенный шёл на несколько шагов позади. На попытки завязать разговор отмалчивался, а во время короткой передышки взял Сергея за пуговицу полушубка.

— Ты вот что, паря, имей в виду — пока ты в моём подчинении, я с тебя глаз не спущу. Попробуешь бежать — буду стрелять без предупреждения.

— Куда бежать, — опешил Сергей, — снова в плен, что ли?

— А кто тебя знает? — Шмель опустил голову и остро глянул исподлобья. — Был у нас один такой по осени. Тоже вроде из плена прибился. Мы его жалели, как дураки, а он в первом же бою к немцам переметнулся, а после каратели наш отряд в клочья разнесли. От двухсот человек из боя вышли пятьдесят. Улавливаешь тему?

Недоверие обидно хлестнуло по нервам. Резким движением Сергей отстранился:

— Я не переметнусь и живым фрицам не дамся. Можете не следить, товарищ командир.

— Хорошо, если так, — Шмель поправил винтовку на плече, — но запомни — стреляю метко.

— Я тоже.

На самом деле Сергей стрелял довольно-таки метко, но до «Ворошиловского стрелка» недобрал, в лучшем случае выбивая девятку, что было неплохо. По крайней мере, в движущуюся мишень в виде фрица проблем попасть не наблюдалось. Автомат бы не подвёл, да патронов хватило.

Место для засады Шмель выбрал с умом, на горушке — и отступить легко, и обзор хороший. Дорога здесь делала крутой поворот на сужение. Вплотную к дорожному полотну подступали сумрачные ели. Дальше — бревенчатый мостик через заснеженную речушку.

«Для кого-то из немцев эти русские ели станут последним, что он увидит в жизни», — подумал Сергей. Автомат удачно лёг на колючую ветку, облегчая прицеливание. Он сорвал хвоинку и прикусил её зубами. Рот наполнился терпким горьким ароматом леса. И сразу вспомнился блокадный Ленинград, столовая их автобатальона и бачок с хвойным отваром, который полагалось пить по кружке в день.

Ребята из пятёрки рассыпались по дистанции. Шмель стоял за соседним деревом. У него единственного из группы была десятизарядная винтовка СВТ-40, чтобы бить наверняка, без промаха.

Перед тем как встать в засаду, Шмель приказал всем снять лыжи и вертикально воткнуть в сугроб, чтоб успеть подхватить на ходу.

Время текло медленно. Неподвижность позы сковывала руки и ноги холодом. Пальцы немели. Разгоняя кровь, Сергей напряг мышцы. Сейчас оружие — не только автомат, а и он сам, поэтому тело должно быть в боеготовности. В сторону Шмеля он не смотрел. Неприятно было.

За время засады по дороге прошло несколько пустых грузовиков, прогромыхали сани, запряжённые чахлой лошадёнкой. Правила санями женщина в синем платке. Проезжая поворот, она придержала лошадь и высоким голосом завела: «Эх, рябина кудрявая, белые цветы…»

Когда на дороге показались несколько полицаев, Шмель отрицательно покачал головой:

— Ждём живую силу противника, а с этими гадами успеем разобраться.

Колонну гитлеровцев услышали загодя по слаженному топоту множества ног. Шум из-за поворота приближался.

Шмель подал знак поднятой вверх рукой:

— Приготовиться!

* * *

В 1932 г. утвержден нагрудный знак «Ворошиловский стрелок» и утверждено положение о нём. Подготовка ворошиловских стрелков в организациях ОСОАВИАХИМа (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) стала неотъемлемой частью оборонно-массовой работы Общества и вскоре превратилась в широкое движение трудящихся, молодежи за овладение стрелковым делом[56].

* * *

Сквозь ажурную прорезь в еловых лапах Сергей увидел колонну гитлеровцев, человек сто. Печатали шаг чёрные