сейчас восприятие остановилось на месте, перестав отдаляться все дальше в небытие. Ужасная могла бы быть смерть, одна из тех, которых он опасался. Сожранные псами-призраками не попадают в рай или ад, навечно превращаясь в шлейф, размазанный по непроглядным туманам чистилища. Полу-реальные слепки памяти о самих себе. Судьба, которой не пожелаешь врагу. Но сейчас это стало неважно. Кожи спины касались тонкие корешки травы, растущей по берегам. Они пробились сквозь землю прямо к ручью Слез, и торчали теперь из дна, извиваясь в медленном течении. Гипнотизирующее ощущение. Если что и может вылечить больную душу, так это деревья. Древние исполины глубоко пустили корни в мироздание, оставаясь собой всю жизнь. Для них не существует старения, распада, увядания. Деревья растут пока могут, восстанавливая поврежденные части, даже такие сложные и почти метафизические как душа. Надо лишь стать ближе к ним. Охотник расслабился, давая тихому потоку унести себя прочь. Густая трава стала его проводником. Он чувствовал, как медленными ровными волнами колышутся ее сине-зеленые стебли. Ощущал копыта коней, вминавшие землю, которая тут же распрямлялась, как прежде. Прикасался тысячами травинок к толстым бревнам дома и тонким дощечкам повозки. Он был везде, но этого не хватало. Трава слишком слаба, хоть и многочисленна. Она манила его своим тихим пением, и он на него отозвался, уносясь дальше, прочь. Сначала он ощутил могучие древние корни. Деревья приветствовали его своими низкими голосами, словно великие короли древности хором исполняли приветственную песнь. Здесь, в бескрайней густоте их высоких вершин словно не существовало ни времени, ни пространства. Одна лишь свобода. Охотник чувствовал, как сливается с этой музыкой, сам наполняется ей и оживает в унисон. Такое умиротворение. Едва ли хотя бы один или два человека имели возможность испытать нечто столь великое. Внутренний покой. Здесь, где мерно гудел ветер и шептал дождь, все заботы и беды прошлого казались столь мелочными. Такими… скучными, что не хотелось и думать. Невольно закрадывались мысли о том, как бы чудно было сохранить это чувство по дольше. Да. Шелест листвы и журчание сока под корой звали его за собой, вперед, в будущее. В бескрайних лесных просторах Охотник знал место, где под слоем чернозема покоился маленький желудь, все еще не обретший душу. Он приблизился к нему, фокусируя все свое естество на этом крошечном предмете. Какое горе. Вырасти опустошенным. Хор природы вокруг притих, давая ему прочувствовать это ощущение. Так неправильно. Оно могло бы присоединиться к лесу, стать единым с ним, чтобы такого не случалось впредь. Охотник задумался, уже чувствуя внутри себя ответ. Сражения, боль, страх — столпы-основания старого мира. Кто бы захотел существовать в нем по своей воле? Бесконечный бег в темноту, попытки скрыться от них и от того, чем становишься сам в попытке удержать здравый рассудок. Жернова реальности перемалывают всех, кому не повезет их коснуться, остается лишь выбрать помол. Не нужно было ничего говорить, он лишь расслабился и поплыл дальше по течению реки миллиона голосов в беспечный благодатный полет. Идиллия, которую, кажется, ничто не может нарушить.

«Мама рассказывала мне эти сказки, я все думала, что сделала бы, окажись вдруг героем истории, но никто не слушал» — тихий голос на границе сознания настиг его, внося смуту в идеальное звучание хора. «Родители заняты, братья играли сами, а на улице взрослые не одобряли, когда кто-то водился со слепой девочкой» — хриплый голос врезался все глубже, нарушая тонкий баланс. Иные голоса пытались противиться ему, став громче, отвлекая на себя, но тщетно. «Я правда думала, что коровы и свинки поймут мои россказни и вместе со мной сочинят продолжения, но им хватало и того, что они услышали» — Охотник внутренне усмехнулся. И правда, дикие звери хорошие слушатели, но не собеседники. Даже немного жаль, что не получилось уйти сейчас, когда пение было так близко. Но это по меньшей мере бесчестно: нарушать едва только данное обещание, оставлять не законченными множество дел. Деревья не ведают суеты, лес свободен он обязательств. Увы, где нет уз нет жизни. «Наверное это кажется смешным, но… думаю у меня не было особого выбора» — в высоком сиплом голосе прозвучали нотки затаенного отчаяния вперемешку с принятием. «Как ни крути» — подумал он: «мне трудно представить себя могучим деревом» — он улыбнулся: «если бы мне дали выбор, я бы предпочел прорасти степной травой».

Он рывком сел, выдергивая себя из объятий воды и закашлялся. От холода свело мышцы.

— Ох. — Пробормотала Алиса, поворачивая к нему голову. Охотник положил руку ей на волосы.

— Спасибо. — Тяжело произнес он и поднялся на ноги. Девушка зашипела, отряхиваясь от ледяной воды. — А ты скора на возврат долгов.

— Чего? — Непонимающе переспросила она.

— Спасла мне жизнь почти сразу как я спас твою. — Он попытался усмехнуться, но вышел лишь хриплый кашель. — Выходит мы квиты.

— Все равно не понимаю. — Растерянно произнесла она.

— Не бери в голову. — Охотник махнул рукой.

— Ты… в порядке? — Медленно спросила она.

— Ага. — Коротко ответил он и побрел вдоль течения.

— Может в дом пойдем? Нас Вера ждет. — Затараторила Алиса, направляясь следом.

— Сейчас пойдем. — Ответил он и скривился. Раны были залечены, но слабость не давала покоя.

Он прошел еще шагов двадцать до места, где глубина ручья была больше, тяжело опустился на колени и сунул руки в воду.

— Что ты делаешь? — Шепотом спросила девушка.

Охотник, кряхтя, вытащил из воды веревку, потянул ее, и выложил на берег небольшой мешок, привязанный за горловину, долго ковырялся с узлом, пытаясь справиться с непослушными пальцами, но наконец победил их, пинком отправил веревку в воду, а сам поднялся, прихватив мешок с собой.

— Все, пошли. — Сказал он и едва не рухнул на землю.

— Аккуратно! — Воскликнула она, и Охотник почувствовал, что уперся свободной ладонью на ее плечо. Стало несколько стыдно. — Так дойдешь?

— Дойду. — Коротко ответил он.

Вера вышла из дома, когда они проходили мимо повозки. Охотник помедлил, доставая оттуда рубаху и плащ. Ее глаза излучали облегчение, но руки она уперла в боки и насупилась. Хотела что-то сказать, но оборвалась на полу слове.

— Матерь Божья. — Прошептала она. — Ты с концами поседел.

Охотник снял руку с плеча Алисы, тяжело балансируя на месте, и поднес прядь волос к глазам. Белые. Как молоко. Не прошло и года с тех пор, как они были каштановыми. Он тяжело вздохнул.

— Что ж, зато хуже уже не станет.

— Типун тебе. Давай внутрь, пока совсем не простыл. — Она окинула его озабоченным взглядом.

— Не простыну. — Девушка скептически посмотрела ему в глаза. —