— Выйдет, — не открывая глаз, сказала Теттенике. — И станет государыней Виросской. Её у вас очень уважать станут. Особенно после того, как она дух вашего батюшки призовет в этой вашей… Дума. Какие все мрачные там… и страх просто. А почему у них у всех лица красные?

— Потому что лето, наверное, а они в шубах. Иные в двух разом.

— Зачем? — удивилась Летиция.

— Для солидности. Чем шуба дороже, чем больше. А еще некоторым государь жаловал, и такие надобно на каждое важное заседание носить. Если же жаловал роду и не раз, вот и выходит.

— Бедные, — искренне посочувствовала думским боярам Ариция.

— Это папенька еще в свое время ввел, — сказала Мудрослава. — Но честно, думаю, чтоб спорили поменьше. Раньше-то часами сиживать могли, а ныне вот скоренько. Пришли, обсудили, а кто затягивать заседание начинает, того они сами к ответу призовут. Значит, говоришь, поженятся…

— И ты тоже…

— Поженюсь?

— Замуж выйдешь.

— За кого? — замуж, памятуя прошлый опыт, не хотелось совершенно. Это было видно по лицу.

— Так… — Теттенике прикусила губу и покосилась.

— Нет!

— А чего? Серьезный же человек… император даже.

— Да он… он вообще из ордена! Может, им жениться нельзя! — возмутилась Мудрослава, но как-то неуверенно. Да и стоит ли таким предсказаниям верить?

То вы все умрете в страшных муках, то замуж.

Нелогичненько.

— Можно, — возразила Летиция. — Я узнавала. Они должны служить свету и добру, а про женитьбу ни слова. Так что не капризничай. Тет, ты вообще уверена?

Теттенике кивнула.

— Мир закрылся. Но еще не совсем. Нужно совсем чтобы. И обряд тоже как-то связан. Этот. Потому должны… все. И она, — палец ткнулся в Арицию. — И я… и все. Надо подумать… просто… погоди…

Теттенике закрыла глаза и застыла.

И стало тихо.

На нервы действует… правда там, где-то снаружи, проревел дракон, и Мудрослава даже ощутила эхо его. Хорошо. С драконом и замуж можно, если вдруг…

— Сейчас, — Теттенике поднялась. — Он ошибся. В ритуале поручителем может быть лишь пара…

— Эй, ты серьезно?

Она также, с закрытыми глазами, двигаясь легко, будто точно знала, куда идет, подошла к степняку, чтобы обнять его.

— Быстрее. Если им не хватит сил, все уйдут.

— Твою ж… — Летиция поднялась со стоном. — Когда это закончится… хочу опять быть дурой… сидишь себе, наряды выбираешь, мушки на лицо клеишь и думаешь о грядущем счастье…

Она положила руки на плечи Яра.

И Мудрослава тоже поднялась. Нет, замуж… может, еще обойдется как-нибудь. Все-таки в предсказаниях не хватало точности.

— Этот — мой, — решительно заявила Ариция.

— Я не…

— Брун! Или перебираешь, или помрем все… будет обидно. Мир-то спасли. Осталось только замуж выйти.

— Я не хочу!

— А кто хочет-то? — Мудрослава осторожно коснулась белой брони. — Но… предсказания, они же не всегда сбываются.

Улыбку Теттенике спрятала за спиной своего степняка.

Вот что-то она недоговорила, однако.

Точно не договорила.

Теттенике осторожно коснулась нитей.

Да, так определенно будет хорошо… все равно в конечном итоге так бы и вышло, просто времени потратили бы больше.

И ошибки.

Сожаления.

А так… золотая сеть задрожала и изменилась, чтобы в следующее мгновенье вывернуться из пальцев. Больно. И жаром окатило с ног до головы, а потом жар ушел, унося с собою пламя.

Дар…

Что ж, цену она знала. Наверное, в этом тоже есть свое преимущество — не знать того, что случится. Главное Теттенике видела и…

И все будет хорошо.

Теперь — совершенно точно.

Дэр Гроббе вытер пот со лба и пнул тварь, которая еще слабо шевелила лапами. Лап у твари было много, длинных, суставчатых, а вот голова, к счастью, одна. Она-то и лежала в стороночке, только жвалы слегка подергивались. Да в зеленых выпуклых глазах виделся укор.

— Готово, — произнес брат Янош, мечом своим разделяя чешуйчатое тело на две неравные части. — Ишь ты… погани тут… понабралось.

— Ничего, — дэр Гроббе огляделся. — Теперь-то поголовье подсократили.

Сунув пальцы в рот, он свистнул, сзывая остальных.

И откуда-то сверху, с каменного портика скатился Брав, причем умудряясь одной рукой мешок придерживать. Мешок раздулся, намекая, что прогулка была удачною.

— Остальные где? — дэр Гроббе потыкал клинком тварь, которая подыхала как-то медленно, без особого энтузиазма.

— Так… там… разбрелись, — отвечал Брав, мешок потряхивая. В нем что-то шелестело, и звук заставлял насторожиться.

— Твою мать! — с упреком произнес попугай, переминаясь с ноги на ногу. И вытянув шею, попытался в мешок заглянуть. — Мать твою?

— Да чешуя… наткнулись на златошустов. Крупных! Я таких в жизни не видывал! А чешуя во! — Брав вытряхнул из мешка пару чешуек, каждая — размером с ладонь. И цвета насыщенного, темного, стало быть, тварь в самой силе. — Шин второго обдирает. Если сдать, то выйдет получше, чем побрякушки. Чай, они-то теперь никуда не денутся.

— Эх, а божий же человек… — покачал головой брат Янош с укором.

— Так я же ж… я же ж меру знаю! Вона, в дома не лезу…

…в доме остались трое, из тех, которые пожелали убедиться, что дома не разграблены.

— Ладхемцы вона подошли к одному, а там такая тварюка… еле отбились. Островитяне от дело знают, толковые ребята. Степняки дальше пробиваются. Хотят в обход пойти. И вироссцы с ними.

Брав запихал чешуйки в мешок.

— А я так думаю, к кораблям возвращаться надо. Помочь мы ничем тут… особо ничем… ну а если хозяин живым будет, то и сам воротится.

В этом имелся смысл. Но дэр Гроббе покачал головой.

— Собери наших. Если раненые есть, то пусть возвращаются. И в сопровождение. Можешь сам, можешь Антонио поставить…