Жизнь Илариона началась, по-видимому, еще при Владимире Святославиче. Высшая образованность Илариона побуждает прийти к выводу, что в молодости он учился в Византии. Возвратившись, он стал иеромонахом – настоятелем церкви Святых Апостолов в резиденции Владимира и, затем, Ярослава – Берестове (пригород Киева). В работах современных историков, филологов и искусствоведов, касающихся деятельности Илариона, доказывается, что именно он был основоположником Киево-Печерской лавры – этого духовного и культурного средоточия Древней Руси, что он играл существеннейшую роль в созидании главного тогдашнего собора – Святой Софии (в особенности, в формировании ее монументальных фресок), что именно он заложил основы русского летописания и т. д. Приблизительно в 1048 году Иларион, полагают, возглавил русское посольство в Париж (позднее, в 1051 году, дочь Ярослава Анна стала королевой Франции).

Многообразная и в высшей степени весомая деятельность, в ходе которой Иларион явно выступает как глава русской церкви, оказывается в противоречии с тем, что он вроде бы очень недолго являлся митрополитом – с 1051 по 1054 год; уже в 1053-м митрополитом Киевским стал византиец Ефрем. Но в недавней работе В. Г. Брюсовойвесьма убедительно показано, что Иларион, скорее всего, занял митрополичью кафедру в Киеве значительно ранее 1051 года, – возможно, в 1044 году.

Полной загадкой остается, увы, судьба Илариона после, кончины Ярослава Мудрого (20 февраля 1054 года): об этом до нас не дошло никаких сведений. Широко распространена версия, согласно которой Иларион был отстранен от своего поста под давлением Византии, но в свете новейших исследований это решение представляется крайне сомнительным. Гораздо естественнее предполагать, что Иларион был во враждебных отношениях с наследником власти Ярослава – его старшим (из живых к тому времени) сыном Изяславом, который лишил Илариона его высокого поста.

Это был явно мало похожий на отца правитель, который многократно вступал в тяжкие конфликты с киевлянами, со многими своими родственниками, изгонялся из Киева и, в конце концов, погиб в междоусобной схватке. Хорошо известна его вражда к творцам главной святыни Руси, Киево-Печерской лавры, – преподобным Антонию и Никону, которых он даже заставлял надолго уходить из Лавры. А ведь Антоний и Никон были ближайшими сподвижниками Илариона, и есть все основания считать, что гонения на них связаны именно с давней Изяславовой враждой к митрополиту. И поскольку роль Илариона как митрополита была чрезвычайно значительной в жизни государства, Изяслав, придя после смерти отца к власти, вероятно, отстранил его от митрополичьей кафедры. Это, разумеется, было совершенно противозаконной и даже дикой акцией, и летописцы предпочли умалчивать о столь принижающем как власть, так и Церковь факте…

Так или иначе митрополит Иларион оказался в глазах потомков пропавшим без вести. Однако его свершения, осуществленные им в нераздельном сотрудничестве с Ярославом Мудрым, не исчезли (кстати сказать, даже и сам Изяслав Ярославич, в конечном счете, «помирился» со сподвижниками Илариона преподобными Антонием и Никоном, получившим прозвание «Великий», и они продолжали свою плодотворнейшую деятельность в Киево-Печерской лавре).

В заключение необходимо привлечь внимание к исключительно важному результату Ярославовой эпохи. Русское государство до начала правления Ярослава Мудрого существовало уже более двух столетий, и мы, конечно, много знаем об историческом величии, о героике и драматизме этих столетий – от Кия до Владимира. Но память об этих столетиях дошла до нас либо в устных преданиях, зафиксированных намного позднее летописцами (правда, есть у нас еще и немало «современных» сведений о Руси IX-Х веков из иноязычных, иностранных хроник и иных источников), либо в виде археологических материалов (так, ни одного целого здания от этих веков не сохранилось), подвергающихся заведомо субъективной расшифровке. Между тем русская культура (в самом широком значении слова), дошедшая до нас от эпохи Ярослава, представляет собой всецело очевидное наследие, сохраняющее свою не могущую быть превзойденной ценность – то есть она полновесно существует и сегодня, сейчас. Это и собор Святой Софии в Киеве, и Новгородская София (которая, в отличие от Киевской, дошла до нас в почти первозданном виде), и целый ряд других творений зодчества, это ценнейшие фрески и мозаики, это проникновенное «Слово о законе и Благодати» митрополита Илариона и восходящие непосредственно к эпохе Ярослава элементы Киевских и Новгородских летописей, и т. д.

Продолжающееся доныне полноценное бытие созданной при Ярославе Мудром русской культуры – самое яркое, пожалуй, проявление сущности этой эпохи, – первой подобной эпохи в истории Руси-России. Притом – повторю еще раз – культура, сотворенная во времена Ярослава, вне всякого сомнения, обладает и сегодня своей непревзойденной и не могущей быть превзойденной ценностью. И поскольку неоспорима громадная роль самого Ярослава Мудрого в сотворении этой культуры, он по праву может быть назван одним из величайших созидателей России.

Младший современник Ярослава – возможно, это был преподобный Никон Великий – писал о нем, в частности, так:

«Отец бо сего, Володимер, землю взора (взорал – вспахал) и умягчи, рекше (то есть) Крещеньем просветив. Съ (сей) же насея книжными словесы сердца верных людий… Се бо суть реки, напояюще Вселеную, се суть исходища (источники) мудрости; книгам бо есть неищетная глубина…»

И государственное строительство, и творчество культуры в эпоху Ярослава Мудрого имеет непреходящее значение еще и в том смысле, что после позднейших тяжелых испытаний и резкого подчас упадка страны так или иначе сохранялся – пусть хотя бы в самой глубине исторической памяти – некий первообраз Великой Руси, взывающий к своему восстановлению, воскрешению. И он, этот прообраз, действительно воскресал и в эпоху Ивана III Великого, и после Смуты начала XVII века, и т. д. Взывает он к нам и сегодня…

В историографии, как уже было отмечено, широко распространено, даже господствует представление, согласно которому после правления Ярослава Мудрого в истории Руси наступает период – вернее, даже целая эпоха – так называемой "феодальной раздробленности, распадения страны на ряд самостоятельных княжеств, – то есть, в конечном счете, отдельных «государств».

Между тем о действительном – и имеющем заведомо негативные последствия – распаде страны уместно говорить по отношению ко времени после монгольского нашествия. Что же касается периода второй половины XI – первой трети XIII века (можно указать и точные временные границы: 1054, год смерти Ярослава, и 1240-й – окончательное покорение Руси монголами), то едва ли Русь в самом деле перестала в это время существовать как определенная целостность. И мрачные диагнозы тех или иных историков по этому поводу нередко диктовались и диктуются тенденциозно «критицистским» отношением к отечественнои истории, о котором не раз шла речь выше. Вот мол каковы эти русские – разбегаются по своим углам и устраивают свары с верховной властью и соседями. И очевидный факт, что то же самое всецело присуще, например, средневековой истории всех основных стран Западной Европы, никак не смущает «обличителей».