воссоздать халифат и вернуть исламу надлежащее место: «Скоро, с позволения Аллаха, наступит день, когда мусульмане будет ходить повсюду как господа, почитаемые прочими, с высоко поднятой головой и неоспоримым достоинством»854.

Если абстрагироваться от личностей героев и злодеев, манихейское мировоззрение авторов журнала выглядело сходным с мировоззрением Линдси и Лахэя: «Действительно, мир сегодня поделен на два лагеря, и третьего не дано. Это лагерь ислама и правой веры, а также лагерь куфра (неверия) и лицемерия; это лагерь мусульман и моджахедов, а также лагерь евреев, крестоносцев, их союзников и прочих наций и религий, во главе с Америкой и Россией, мобилизованных евреями»855.

Далее следовали кровавые описания зверств, учиняемых над суннитами, и живописания казней шиитов; первые были призваны обеспечить сочувствие сторонников, а вторые – вызвать страх у противников. Затем в журнале приводилась красочная биография халифа Ибрагима – заодно, как ни странно, с фото видного сотрудника Совета национальной безопасности США Дугласа Олливанта на трибуне Института Катона [213]: подпись к фотографии содержала фрагмент его выступления с изложением устрашающих возможностей ИГ856. В завершение была напечатана пятиэтапная дорожная карта ИГ, от хиджры (в данном случае от переселения на территорию под властью ИГ) до Халифата.

Любопытно, что о Махди, занимавшем столь важное место в представлениях участников захвата Великой мечети, в журнале почти не упоминалось. Трудно сказать, почему именно; возможно, его появление требовало указания точной даты, которая, как мы знаем, обыкновенно сулит «великое разочарование»; еще возможно, что провал операции 1979 года изрядно обесценил акции Махди. Так или иначе, нарратив ИГ больше сосредоточился на победе пророка Иисуса над Даджжалем857.

Граждане Запада, предпринимавшие новую хиджру на территорию ИГ, как правило, не говорили по-арабски и не имели военной подготовки, поэтому пользы от них было мало, за исключением тех, кто имел опыт работы в СМИ. В одной из поделок ИГ, а именно в тринадцатиминутном видео, приняли участие несколько джихадистов из Европы и Австралии, которые превозносили халифат: «Мы не признаем границ! Мы сражались в Шаме [Сирия] и скоро отправимся в Ирак, чтобы воевать там и вернуться с победой! Если захотим, мы легко попадем даже в Иорданию и Ливан!» В другом видео боевик ИГ хвастался нападением на Израиль и оплакивал уродливых младенцев, рожденных «нашими сестрами в Фаллудже», а его товарищ нанес, так сказать, финальный удар: бросайте «свои тепличные рабочие места» на Западе, спросите себя, «что вам мешает и что удерживает. Это ваше богатство»858.

В джихадистских СМИ музыку, эту королевскую дорогу к лимбической системе, использовали столь же умело и искусно, как это делала Лени Рифеншталь в «Триумфе воли» или как поступают авторы американских рекламных кампаний. Поскольку набожные мусульмане чураются музыкальных инструментов, исламистский звукоряд включал в себя гипнотические песнопения а капелла (анашид, единственное число – нашид), прославлявшие грядущий халифат и призывавшие правоверных к мученичеству.

Вообще песни анашид занимают важное место в планах многочисленных террористических атак. Например, после того как братья Царнаевы устроили смертоносный взрыв на Бостонском марафоне в 2013 году, когда им не удалось подключить свои айфоны к стереосистеме угнанного автомобиля и послушать воинственные анашид, они рискнули вернуться к брошенной машине, чтобы забрать компакт-диск с этими песнопениями. Анвар аль-Авлаки пребывал под сильным впечатлением от магнетизма джихадистской музыки: «Хороший нашид может распространяться настолько широко, что он затронет аудиторию, которую невозможно привлечь лекциями и книгами»859.

Перспектива принять участие в грандиозном приключении, вдохновленном апокалиптическим нарративом четырнадцативековой давности, оказалась непреодолимым соблазном для многих молодых людей, разочарованных своей бесцельной и бессмысленной, как им казалось, жизнью на Западе; потому столь велик был процент новообращенных среди европейских новобранцев860. Как сказал корреспонденту агентства «Рейтер» один сирийский суннит: «Если думаете, что все эти моджахеды собрались здесь сражаться с Асадом, то вы ошибаетесь. Все они здесь во исполнение обещания Пророка. Это война, которую он нам сулил, это Великая [214] битва»861.

Как указывают психологи Тимоти Брок и Мелани Грин, чем нарратив привлекательнее, тем сильнее он отравляет критическое мышление. Для новобранцев, разочарованных западным образом жизни и западным доминированием, нарратив ИГ был достаточно привлекательным для того, чтобы обеспечить богословское обоснование массовых убийств на этнической почве, изнасилований и обращений в рабство.

После громких успехов ИГ в августе 2014 года на севере Ирака члены большой исламской секты езидов в провинции Синджар оказались под властью «Исламского государства». Четвертый выпуск журнала «Дабик», опубликованный 11 октября 2014 года, не просто рационализировал преследование этой секты, но восхвалял такие действия как способ укрепить дисциплину в рядах ИГ.

Езиды верят, что Аллах доверил править в мире семи ангелам, главным из которых является Малик Тоус, особенно почитаемый верующими. Эта ересь, объяснял «Дабик», превращает езидов в «мушрикин», то есть в многобожников / язычников: «Их вера настолько отклоняется от истины, что даже христиане, поклоняющиеся кресту на протяжении столетий, считают их дьяволопоклонниками и сатанистами». Что касается мушрикин, то Коран, как указывалось в «Дабик», говорит предельно ясно: «Когда минуют священные месяцы, убивайте мушрикин везде, где вы их встретите, хватайте их, осаждайте их, подстерегайте повсюду. Но если они раскаиваются, если начнут молиться и давать закят [налог, уплачиваемый мусульманами], то пусть они [идут] своей дорогой. Воистину, Аллах всепрощающий и милосердный!»

В отличие от христиан и евреев, «людей Писания», которые могли обходиться уплатой джизьи (налога с немусульман), езиды в представлении ИГ были язычниками. Богословы ИГ спорили, всегда ли они были язычниками или сначала являлись мусульманами, а затем отринули правую веру. Различие было критически важным: женщин-отступниц ждал тот же выбор, что и мужчин, – обращение или смерть, а вот женщин-язычниц допускалось брать в рабыни.

«Дабик» сообщил читателям решение ИГ: езиды всегда были язычниками, их женщины, следовательно, обречены на рабскую долю. Но Аллах милосерден и не позволяет разлучать наложниц с их детьми. Более того, согласно одному из хадисов, когда «рабыня родит господина», это признак «урочного срока», пусть тут, похоже, имеется некая путаница понятий, чреватая двусмысленностью выражения. Быть может, это означало, что ребенок господина сам станет господином – или что увеличение числа рабов предвещает наступление «урочного срока» – или что перед концом света мужчины откажутся от брака и будут довольствоваться наложницами. В любом случае присвоение женщин неверных, по словам авторов «Дабика», «заповедано нам шариатом, а если кто начнет отрицать или высмеивать это правило, то он будет отрицать и высмеивать айяты Корана и изречения Пророка, тем самым отступая от ислама»862.

Если коротко, ИГ предложило мужчинам-езидам обращение в веру; тем, кто отказывался, боевики ИГ перерезали горло