произошло с летающими тарелками в истории Дороти Мартин. Люди, далекие от рациональных поклонников метода Байеса, зачастую выступают как заведомые «антибайесианцы», и этот факт способствует распространению нелепых верований.

Маккей, несомненно, понимал, что убедительный нарратив может действовать как сильный патоген, который быстро распространяется среди популяции – экспоненциально, подобно вирусу от носителя COVID‐19, заражающему множество контактов. Более того, как показали эксперименты Аша, когда неправильное убеждение становится достаточно распространенным, оно словно приобретает критическую массу.

Чем больше людей вокруг разделяет одно и то же заблуждение, тем выше вероятность того, что мы в это поверим, и, следовательно, тем выше вероятность того, что окружающие тоже поверят. Возникает порочный круг, разорвать который возможно лишь при наличии аналитического «тормоза». Нелепая идея, от которой не существует эффективной защиты, заражает все больше носителей, и так продолжается, пока она не врезается в кирпичную стену реальности.

Напомню, что Маккей неоднократно возвращался к человеческой склонности воспринимать жизнь манихейски, как суровую черно-белую схватку между добром и злом. Опубликуй Дарвин свое «Происхождение видов» на поколение раньше, Маккей увидел бы в теории эволюции лишнее доказательство присутствия в нашей природе «багажа» каменного века. Он бы сообразил, что почти общечеловеческая склонность к проявлению манихейства одновременно помогает нам выживать и заставляет предполагать, будто мы сидим на нужной стороне морального забора: в настоящей книге и в книге Маккея хватает примеров религиозных общин, которые верили, что люди, не разделяющие их мировоззрения, обречены на адские муки – и даже заслуживают смерти.

«Исламское государство» – лишь последнее звено в этом перечне манихейских заблуждений; какое-то время исламистская группировка руководствовалась очередным возвышенным и убедительным нарративом, притягательным для тех, кто изнурен бедностью, войнами и угнетениями (этот нарратив гласит, что страждущие, безусловно, принадлежат к праведникам и что Аллах рано или поздно дарует им окончательную, вечную победу над угнетателями, олицетворяющими мировое зло). Очевидно, что этот исламский апокалиптический нарратив двадцать первого века мало чем отличается от нарратива Яна Бокельсона в шестнадцатом столетии или от нарратива Хэла Линдси в веке двадцатом. (Посткоммунистические противники Линдси – социалисты, сатанисты и астрологи – и вправду, надо признать, смотрятся слабовато на фоне империи Габсбургов или могучих израильских и западных вооруженных сил.)

Описания финансовых маний в данной книге и в книге Маккея лишь содержательно отличаются от описания маний конца света. В обоих случаях нарративы ценятся очень высоко; во втором случае обещание принадлежности к избранным, которым суждено избавиться от жизненных невзгод каким-то чудодейственным способом, обретает духовное измерение, тогда как в первом случае оно реализуется финансовыми посулами. В обоих случаях убежденная предвзятость и человеческая мимикрия играют, вне сомнения, главную роль.

Основное отличие между двумя категориями состоит в том, что в финансовых заблуждениях отсутствует, как правило, манихейский элемент, который чрезвычайно важен для заблуждений религиозных. Впрочем, с этим можно поспорить. Напомню, что одной из главных характерных особенностей пузыря является совершенно неадекватная реакция на скепсис. Сегодня, на момент написания этих строк, ажиотаж вокруг криптовалют, примером которых является биткойн, демонстрирует, как кажется, постепенное накопление признаков и симптомов предыдущих финансовых маний. Пожалуй, больше всего шумихи вызвало одобрение биткойна со стороны разработчика известного антивируса Джона Макафи, который заявил, что, если цена на биткойн не вырастет за три года до 500 000 долларов, он «съест собственный член в прямом эфире»; подразумевалось, что любой, кто сомневается в успехе биткойна, минимум идиот876. (Достигнув цены в 20 000 долларов в конце 2017 года, к середине 2020 года биткойн торговался на уровне 11 800 долларов.)

Маккей, повторюсь, был бы попросту очарован современным психологическим и эволюционным пониманием нелепостей массового поведения в целом, а также он многому научился бы на недавних исследованиях таких экономистов, как Хайман Мински и Чарльз Киндлбергер, которые изучали финансовые мании (их работы ясно показывают, что за пузырями стоит взрывоопасное сочетание передовых технологий, доступного кредита, поколенческой амнезии и отказа от проверенных временем финансовых оценок). Снова возьмем криптовалюты, благо их история поучительна: представляется маловероятным, что многие сумеют разбогатеть за счет прямых инвестиций в эти инструменты, но так называемая технология блокчейна, лежащая в основе их, может принести пользу обществу в целом, революционизируя банковское дело и управление государственными финансами.

Будучи непревзойденным рассказчиком, Маккей испытывал определенные затруднения из-за отсутствия в его эпоху научных знаний о человеческом поведении, генетике и естественном отборе; потому его замечательные описания массовых заблуждений, чрезвычайно поучительные сами по себе, не позволили сделать далеко идущие выводы. Однако он, даже не зная, в отличие от нас, истинных причин происходящего, наверняка подозревал, что человечество обречено неоднократно наступать на одни и те же финансовые и религиозные грабли.

Благодарности

Эта книга обращается к нейропсихологии, социальной психологии, эволюционной психологии, финансовой истории, общей экономике, макроэкономике, к эсхатологии всех трех авраамических религий, а также к общей истории рода человеческого с древнейших времен до наших дней. Лишь немногие могут похвастаться своими познаниями хотя бы в нескольких перечисленных областях, не говоря уже обо всех. Поэтому я признателен широкому кругу специалистов, которые давали мне советы.

Майкл Баркун указал на взаимосвязи между милленаризмом и насилием; Дэвид Блитцер и Кимберли Бойл снабдили меня сведениями о колебаниях индекса Доу-Джонса; Скотт Бернс и Лора Джейкобус подобрали архивные газетные материалы; покойный Джон С. Богл, Бертон Малкил и Ричард Силл поделились взглядами на ажиотаж вокруг технологических инвестиций 1960-х годов; Д. Кэмпбелл-Мейклджон предоставил данные фМРТ; Эдвард Ченселлор проконсультировал по поводу пузырей на рынке акций; Генри Клементс помог с переводом арабских источников; Крис Деннистоун привлек мое внимание к сочинению Ричарда Дэвенпорта, предшественнику Маккея; Джейкоб Дж. Гольдштейн предоставил доступ в архивы; Энрике Гомеш допустил меня в чудесную адвентистскую цифровую библиотеку; Гершом Горенберг рассказал о корове Мелоди; Джоэл Гринблатт прокомментировал эксперимент Гальтона; Томас Хеггхаммер привел эсхатологические подробности осады Мекки; Рон Инглхарт выдал количественные данные о религиозности; Филип Дженкинс поведал о моральной панике вокруг сатанизма в 1980-х годах; Филип Джонсон-Лэрд и Барри Попик рассказали о происхождении современной концепции убежденной предвзятости; Тоби С. Джонс сообщил подробности восстания шиитов на востоке Саудовской Аравии; Брендан Карч поведал о силе убеждения Гитлера; Офир и Хаим Кедар ввели меня в историю сионизма; Даниел Левитин рассказал о роли музыки в пропаганде; Питер Логан делился своими изысканиями по поводу Маккея; Майк Пайпер рассказал об истории пенсионных планов; Сьюзан Пуллиам и Пенни Ван обсуждали причины появления интернет-пузыря 1990-х годов; Питер Ричерсон раскрыл детали спора о групповой эволюции; Жан-Поль Родриг поведал о стремительном росте интернет-трафика; Терри Энн Роджерс не скупилась на общие замечания редакторского свойства; Грег Шрамм просветил меня насчет истории Интернета; Роберт Шиллер показал значимость эпидемических формул для финансов; Мэтью Эйвери Саттон рассказал о современном диспенсационализме;