«Отлично! – усмехнулся про себя Ла Тремуй, – Как и ожидалось, крысы-фрейлины уже донесли о моем визите. Что ж, тем лучше! Поговорю с его светлостью не после возвращения, а до отъезда! И честь моя из-за принудительного действия нисколько не пострадает».

Он прекрасно отдавал себе отчет в том, как рискует. Донос фрейлин мог быть спровоцирован и королевой, чтобы подставить его вместо кого-то другого, кого Изабо отправит с более конкретным поручением. Но в ситуации, когда приходится быть сторонником неизвестно кого, без риска не обойтись. Поэтому, придав лицу выражение покорного недоумения, Ла Тремуй пересек приемную Бургундца и с низким поклоном переступил порог его кабинета.

Герцог что-то писал, сидя за столом возле своего прекрасно выполненного портрета. Взгляд, которым он окинул Ла Тремуя, мало чем отличался от высокомерного взгляда его изображения. И только взмах широченной ладони, которым его светлость дал понять, что сначала закончит уже начатое дело, а потом поговорит с посетителем, вносил хоть какое-то отличие.

Перо неторопливо скрипело в абсолютной тишине. Ла Тремуй переминался с ноги на ногу, не меняя выражения лица и чувствуя стоящего за спиной слугу герцога, как взятый в плен чувствует копье или меч. Наконец, Бургундец присыпал письмо растёртым в пыль песком, отряхнул, кое-как сложил и, запечатав своим перстнем по налитому по краю сургучу, протянул слуге.

– Пусть отвезут немедленно, – коротко приказал он.

Потом дождался, когда слуга уйдет и поднял на Ла Тремуя тяжелый взгляд.

– О чем она вас просила?

Голос герцога проскрипел, как перо.

«Надо же, – подумал Ла Тремуй, – даже на лицемерие не расщедрился. Видимо, дела между ними совсем плохи…».

– Ваша светлость, – забормотал он, почтительно разводя руки, – я не вправе… Её величество почтила меня…

Громоподобный удар ладони по столу заставил его вздрогнуть.

– Отвечайте на вопрос, сударь!

Ла Тремуй приосанился.

– Я дал слово чести, герцог. Я рыцарь. И даже вы не можете меня заставить.

Бургундец с минуту рассматривал его, потом усмехнулся.

– Ладно. Пусть так. Тогда расскажите мне о вашей службе графу Арманьякскому. Помнится, год назад, когда я допрашивал рыцарей, приносивших ему присягу на верность, вы как-то очень быстро исчезли из Парижа. Полагаю, это большая удача, что мой паж заметил вас сегодня в замке, не так ли?

Ла Тремуй сглотнул.

– Я служил не графу, а их величествам. И служил так же честно, как готов служить и сейчас. Скрывать мне нечего… Если ваша светлость спросит меня от имени короля, я готов ответить, как перед духовником – другой присяги на верность, кроме той, что была принесена когда-то вашему отцу, я не давал. Но, если верность моя потребовалась короне и Франции, я отдал её без остатка под Азенкуром и потом, в тяжелые времена, когда королю потребовалось вернуть ко двору последнего дофина… Если её величество сейчас снова об этом вспомнила, мне остается только почтительно исполнить её волю.

В тяжелом взгляде герцога промелькнуло любопытство.

– Так она отправила вас к дофину?

Ла Тремуй еле заметно кивнул, но вслух гордо произнес:

– Вы хотели спросить меня о службе Арманьяку, ваша светлость.

Бургундец поскреб пятерней подбородок и обвел глазами кабинет.

– Вы только предполагаете, что нас здесь подслушивают или знаете наверняка?

Не снижая ни тона, ни осанки, Ла Тремуй отчеканил:

– Наверняка я знаю только то, что, служа сильным мира сего, всегда следует быть осторожным.

Герцог с кислым выражением поджал губы.

– Какой вы стали смелый, Ла Тремуй. С чего бы? Тот факт, что королева сегодня в вас нуждается, стоит не больше венка, подаренного на турнире, где у вас и противника серьезного не было. Завтра он завянет, а за новый нужно будет как следует сразиться – помните это…

Ла Тремуй поклонился.

– Когда вернетесь, извольте прибыть ко двору. У меня остались к вам вопросы, – сурово приказал Бургундец. – И не вздумайте снова ссылаться на болезни. В моем распоряжении целый штат лекарей, которые прекрасно лечат любые раны.

«И целый штат палачей, готовых их нанести», – мысленно продолжил Ла Тремуй.

Он еще раз поклонился и попятился к двери.

С одной стороны вопрос прояснился: герцог Бургундский предпочел забыть обо всех услугах и угрожал. А, значит, был совсем не нужен. Теперь надо было прояснить ситуацию с герцогиней…

С целым ворохом охранных грамот, полученных через посыльного королевы, Ла Тремуй кое-как добрался до Пуатье, гадая и так, и этак, почему же все-таки Бургундец его выпустил так легко? Но уже на месте, когда стало известно, что в Пуатье дофин находится только со своим «игрушечным» парламентом, а главный «кукловод» – герцогиня Анжуйская осталась в Бурже, ответ прояснился сам собой. «Видимо, нашего принца его светлость совсем не боится. Поэтому я и охранные грамоты получил без помех и доехал так же, – рассудил Ла Тремуй. – А вот интересно – что было бы, вздумай я повернуть на Бурже? Несчастный случай по дороге? Грабители? Случайная стрела какого-нибудь бродяги? Но не доехал бы – это точно… А значит… Значит, надо расшаркиваться перед мадам Иоландой, на все лады выпрашивая как милостыню и защиту, и службу. Возвращаться в Труа мне никак нельзя… Эх, знать бы – что она на самом деле затевает?».

В Пуатье человека с королевскими охранными грамотами приняли за очередного посланника по поводу переговоров и пропускали беспрепятственно до самого замка. Но попасть к дофину оказалось намного сложнее, чем до него доехать.

В приемных предусмотрительный Ла Тремуй охранными бумагами королевы уже не щеголял, прекрасно понимая, как может себе навредить. Но, объясняя полунамеками, что принца ему нужно видеть «для очень важного разговора», он тоже далеко не продвинулся. Да и не рассчитывал особенно продвинуться, потому что порядки королевских дворов знал прекрасно. Поэтому, попытав счастья всего один раз, и то проверки ради – насколько тут всё серьезно, и, не желая привлекать к себе ненужного внимания, Ла Тремуй принялся выискивать среди окружения Шарля того, кто мог бы ему помочь.

Разговоры прислуги – ценнейшая вещь для того, кто умеет собирать информацию. Потолкавшись в приемной всего полдня ловкий царедворец разобрался в обстановке, как знаток шахматной игры разбирается в положении фигур на доске. То, что без ведома герцогини Анжуйской здесь ничего особо важного не предпринимали, было очевидно. Но то, что в новом парламенте довольно внушительная группа во главе с мессиром де Жиак уверенно наращивала силу влияния на дофина, тоже не вызывало сомнений. Можно было попытаться действовать через них, однако, Ла Тремуй не был уверен как в крепости этой новой группировки, так и в