А что сказать о другой печально знаменитой ереси – ламаркизме, вере в наследование приобретенных свойств554? Здесь все гораздо интереснее. Своей привлекательностью ламаркизм обязан в основном тому, что обещает ускорить перемещение организмов в Пространстве Замысла, воспользовавшись усовершенствованиями, возникшими у отдельных организмов за период их существования. Нужно так сильно изменить конструкцию, а времени совсем мало! Но перспективу ламаркизма в качестве альтернативы дарвинизму можно исключить путем логических рассуждений: возможность запуска процесса ламаркианского наследования в первую очередь предполагает наличие процесса дарвиновского (или чуда)555. Но разве наследование по Ламарку не может быть важным подъемным краном в рамках дарвиновской парадигмы? Известно, что сам Дарвин наряду с естественным отбором включил наследование по Ламарку в качестве катализатора в свою собственную версию эволюции. Он мог это сделать, поскольку имел очень смутное представление о механике наследственности556.

Исследователем, сделавшим второй по значимости (после Дарвина) вклад в развитие неодарвинизма, был Август Вейсман, четко разделивший зародышевую и соматическую линии557; зародышевая линия состоит из половых клеток в яичниках или гонадах, а все другие клетки тела являются соматическими. Что именно произойдет с клетками соматической линии за время их жизни, разумеется, имеет отношение к тому, передастся ли хоть какому-нибудь потомку зародышевая линия тела, но изменения, происходящие в соматических клетках, вместе с этими клетками и исчезают; передаваться по наследству могут лишь изменения в клетках зародышевой линии – мутации. Это учение, иногда называемое вейсманизмом, – бастион, воздвигнутый ортодоксальным дарвинизмом для обороны от ламаркизма, который, по мнению самого Дарвина, можно было одобрить. Можно ли опровергнуть и вейсманизм? Сегодня складывается впечатление, что у ламаркизма гораздо меньше шансов стать важным подъемным краном558. Чтобы ламаркизм сработал, информация о конкретных приобретенных свойствах должна каким-то образом попасть из подвергнувшейся перестройке части тела (сомы) в яйцеклетки или сперму, то есть зародышевую линию. В целом подобная переправка сообщений считается невозможной (не было открыто каналов коммуникации, по которым можно было бы передать эту информацию), но давайте проигнорируем это затруднение. Гораздо существеннее проблема, касающаяся природы информации в ДНК. Как мы видели, наша система эмбрионального развития воспринимает последовательность ДНК как рецепт, а не чертеж. Между фрагментами тела и фрагментами ДНК нет взаимно однозначного соответствия. Именно поэтому в высшей степени маловероятно (или, в некоторых случаях, невозможно), чтобы какое-нибудь отдельное изменение в части тела (мышце, клюве или, в случае поведения, некоей нейронной управляющей цепи) соответствовало какому-либо определенному изменению в ДНК организма. Поэтому даже если бы и был способ переслать приказ об изменении в половые клетки, способа составить такой приказ правильно не найдется.

Рассмотрим пример. Скрипачка усердно добивается великолепного вибрато – в значительной степени благодаря изменениям сухожилий и связок ее левого запястья, которые существенно отличаются от изменений, одновременно происходящих с ее правым запястьем – запястьем той руки, в которой она держит смычок. Хранящийся в человеческой ДНК рецепт содержит одинаковый набор инструкций для обоих запястий, учитывающий, что правое должно быть зеркальным отражением левого (вот почему ваши запястья так похожи друг на друга), так что не существует простого способа изменить рецепт левого запястья, не внося те же (ненужные) изменения в правое запястье. Не сложно представить себе, как «в принципе» процесс эмбрионального развития можно подправить так, чтобы уже сформированные запястья затем перестраивались независимо друг от друга, но даже если решить эту проблему, шансы на то, что мутация будет полезной и сведется к ограниченному определенным участком и совсем небольшому исправлению в ДНК скрипачки, в точности соответствующему тем изменениям, которые принесли бы годы практических занятий, очень невелики. Так что ее детям практически наверняка придется добиваться вибрато тем же путем, что и их матери.

Однако это не вполне однозначное опровержение, и гипотезы с элементами, по меньшей мере сильно напоминающими о ламаркизме, продолжают возникать в области биологии; их зачастую принимают всерьез, несмотря на существование принципиального табу на все, хоть немного отдающее ламаркизмом559. В третьей главе я отмечал, что биологи зачастую упускают из виду или даже отметают эффект Болдуина, принимая его за какую-то ужасную ламаркианскую ересь. Спасительное свойство эффекта Болдуина заключается в том, что организмы передают свою способность приобретать определенные характеристики, а не какие-либо характеристики, приобретенные ими в ходе существования. Как мы видели, это и в самом деле равносильно использованию преимуществ тех усовершенствований, что появляются у отдельных организмов, а потому в подходящих условиях оказывается мощным подъемным краном. Только кран этот не ламаркианский.

Наконец, что сказать о возможности «направленной» мутации? Со времен Дарвина традиционно считалось, что все мутации случайны; кандидатов отбирает слепой случай. Марк Ридли формулирует общее мнение: