Он взглянул на меня:

— Теперь объясни, что случилось с тобой. Чего ради ты вылезла из пещеры? В святилище он бы никогда тебя не нашел.

— Не нашел бы.

И я поведала ему о том, что произошло со мной после его ухода. Рассказывала я совершенно спокойно и как-то отстраненно; у меня снова возникло ощущение, будто все происходящее — всего лишь спектакль, который я видела, будто все это случилось не со мной, а в романе, который я читала. Помню только, как радостно мне было оттого, что я ощущаю его руку на своем плече, и оттого, что так тепло.

Саймон слушал меня молча. Когда я закончила, он еще некоторое время не говорил ни слова. Потом произнес:

— Да, я виноват не только в том, что втянул тебя, но и во многом другом. — Его глаза впервые устремились на тело у пирамидки. И глаза эти стали такими, какими я увидела их в первый раз, — живыми, строгими и холодными. — Счет уравнен, — сказал он. — Майкл, Найджел, бедная глупенькая малышка Даниэль. Ну и ты, конечно… Прямо-таки Орест, правда? — Он вздохнул. — Нет, вряд ли эринии, эти милостивые дамы, станут преследовать меня за то, что я сегодня совершил, Камилла.

Позади из прохода послышался крик. Преследуемый грохотом камешков, во впадину влетел Нико и ринулся к нам.

— Красивая мисс! — вопил он. — Кирие Саймон! Все хорошо! Я здесь!

Скатившись вниз, он замер перед нами. Его потрясенный взор охватил нас обоих: меня в грязном драном платье, с поцарапанными руками, и Саймона, покрытого кровью и пылью и другими отметинами битвы.

— Матерь Божья, так он был здесь? Ангелос был здесь? Он сбежал? Он…

И резко замолчал, увидев труп возле пирамидки. Сглотнул и бросил взгляд на Саймона. Потом перевел взгляд на меня, хотел что-то сказать, но снова закрыл рот, крепко сжав губы, а потом — казалось, с трудом — побрел к Ангелосу. У входа во впадину раздались медленные шаги, и нашим глазам предстал Стефанос. Постоял у входа, как прежде Саймон, и стал неторопливо спускаться к нам. Саймон с трудом встал. Старик остановился рядом со мной. Глаза его тоже были устремлены на Ангелоса. Затем он перевел взгляд на Саймона. И не произнес ни слова, лишь медленно кивнул и улыбнулся. По-моему, он хотел что-то сказать мне, но к нам уже бежал Нико. Поток греческих слов обрушился на Саймона, тот отвечал — по всей вероятности, рассказывал. А я вдруг поняла, что ужасно устала и слушать не в состоянии, и потому откинулась к камню в тени и стала ждать, когда эта троица закончит свою беседу. Внезапно Саймон со Стефаносом двинулись к пещере.

Нико же подошел ко мне.

— Ты плохо себя чувствуешь, красивая мисс? — обеспокоенно спросил он. — Этот болгарин ничего тебе не сломал?

«Болгарин» — самое страшное оскорбление в устах грека.

— Да нет, Нико, — ответила я. — Просто меня немножко побили, вот и все. — Я улыбнулась ему. — Жаль, тебя здесь не было.

— Как бы я хотел быть здесь! — Долгий взгляд, который Нико бросил на пирамиду, не был полон энтузиазма в отличие от его голоса, однако его волновало явно не убийство. С огромным восхищением он оглядел меня. — Это я должен был отомстить ему, я, и не за двоюродного брата дедушки, Паноса, а за вас, красивая мисс. Но кирие Саймон, — добавил он великодушно, — отлично справился с этим делом, правда?

— Для англичанина, — возразила я.

— Разумеется, для англичанина. — Поймав мой взгляд, он вовсе не смутился и улыбнулся. — Конечно, — прибавил он, — я помог ему с Димитриосом Драгоумисом. Я, Нико.

— Он рассказал мне. А что ты с ним сделал?

Черные глаза стали еще шире. Он выглядел потрясенным.

— Я не могу вам об этом сказать. Вы — леди, и… О, я понял. — На его лице сверкнула ослепительная улыбка. — Вы хотите знать, что было потом? Я отвел его по дороге вниз, но не в Дельфы — я хотел вернуться и помочь кирие Саймону, понимаете. Едет грузовик, и я объясняю мужчинам, и они везут его в Дельфы в полицию. Полиция придет. Пойду сейчас их встречать и приведу их сюда. Вот и все.

— Вот и все, — устало повторила я.

Это было самое замечательное мгновение за весь прошедший день.

За границей моего укрытия солнце раскалилось добела. На Нико была яркая рубашка цвета электрик в алых ромбах, и это производило ошеломляющий эффект. Создавалось впечатление, что он весь мерцает.

Бодрым голосом он произнес:

— Ты устала. Не хочешь говорить. А ведь я нужен другим, верно? Я пойду.

Закрыв глаза и откинувшись назад, я услышала, как он стремительным галопом пронесся по впадине к пещере. Мне казалось, что я ждала очень долго, прежде чем они втроем вышли из пещеры на солнечный свет.

Первым появился Нико, он вел мула. Вид у него на сей раз был подавленный и чуть бледный. Ко мне он не стал подходить, прыгнул мулу на спину, неохотно пнул его и, помахав мне, потрусил из впадины.

Стефанос и Саймон еще несколько минут разговаривали. Стефанос выглядел мрачным. Он кивнул, когда Саймон, что-то сказав, показал вверх, на сверкающий небосвод, где все еще висели, кружась, черные пятна. Потом он медленно, с трудом повернулся и пошел в тень близ тела. Сел и устроился, опустив голову, будто приготовился ждать. Руки его сжимали посох. Он закрыл глаза и вдруг стал очень старым. Лик как у героев Гомера, закрытые глаза — старый, как само время.

Я никогда не забуду эту картину, эту мирную концовку трагедии. Яркий голубой небосвод; тело человека, которого преследовали эринии и нагнали на том самом месте, где он сам пролил кровь; старик с ликом Зевса, кивающий в тени. Со скал глядели вниз козы.

Откуда-то неподалеку раздалась музыка — пастушья свирель, чей плывущий сквозь колодец света звук привел меня к Аполлону у святого источника. Услышав ее, козы подняли головы и медленно удалились, черные на фоне неба, словно аттический фриз.

На меня упала тень Саймона.

— Нико пошел за полицией. Он хотел проводить тебя в Дельфы, но я сказал, что ты еще не в силах идти. Да и потом, нам ведь нужно кое-что сделать?

Я толком не расслышала, что он спросил, и обеспокоенно повторила:

— Полиция?

— Не волнуйся. Мне ничего не грозит. Кроме всего прочего — а лишь Бог знает, как много зла он сотворил, — он пытался убить еще и тебя. — Саймон улыбнулся. — Пойдем? Стефанос, похоже, спит и не станет гадать, куда мы делись.

— Ты не говорил им с Нико о святилище?

— Нет. Оружие и золото нас теперь не касается, слава богу, но другое решение мы должны принять сами. Ты уже знаешь ответ?

Я посмотрела на него вопросительно, даже с сомнением.

Он кивнул, и тогда я медленно ответила:

— Кажется.

Он улыбнулся и протянул мне руку.

Мы молча вошли в пещеру. Фонарик Саймона почти не горел, но дорогу было видно, а освещать углы не имело смысла. У входа он помедлил и, шагнув в сторону, наклонился за чем-то, что лежало у кучи, где раньше находились ящики. Потом выпрямился с ломом Ангелоса в руке. Я отвела взгляд и вслед за милостиво слабым лучом двинулась мимо колонн туда, где путь преграждала плита.