мир можно в короткий срок изменить к лучшему, они были чувствительны к несправедливости. Они в жизни не взяли чужой копейки, да и своих им за жизнь перепало не особенно…

А сытые обкомовские дяди с националистическим уклоном, в процессе раздела имущества условно разделившиеся на «коммунистов» и «демократов», ничего, кроме брезгливости, у нормального человека вызвать не могут.

Но если «демократы» историей своего прихода к власти оказались связанными с демократическими идеалами (связанными, разумеется, на словах — но теперь на каждом слове их можно ловить, заставляя эволюционировать), то у «коммунистов» за душой не было и нет ничего, кроме обиды за отобранные кормушки и замшелого патриотизма лучших квасных сортов.

Впрочем, перейдем, вопреки диалектике, от общего к частному. На частном лучше видно.

Ельцинская власть, пытаясь прикрыть программу «Куклы», этого все же стеснялась и при первом удобном случае публично отмежевалась от уголовного преследования.

Так называемая оппозиционная пресса задолго до г-на Ильюшенко открыто сулила нам сроки за оскорбление своих святынь (Ленина и Зюганова) — и в лучших талибских традициях прямо угрожала в случае своего прихода к власти разобраться с неверными.

А уж что я в этой прессе читал про себя самого — это просто уму непостижимо.

Самым мягким было обвинение в продажности: само собой подразумевалось, что если какая-нибудь реприза в программе «Куклы» перепадала резиновому Геннадию Андреевичу, то сделал я это, разумеется, по заданию властей. При этом в соседнем абзаце радостно цитировались шутки в адрес Ельцина и Черномырдина — и кому я продался на сей раз, не уточнялось.

Впрочем, продажность оказалась наименьшим из моих недостатков. И осквернением святынь, как выяснилось, я занимался в свободное от основной работы время. А главное задание было у меня от международных сионистских организаций. Глаза на это открыл мне журнал «Молодая гвардия», из которого я узнал, что «Шендеровичи правят Россией». Правят, разумеется, тайно.

Я обрадовался: теперь я знал, где и с кого смогу слупить за Россию настоящие деньги. Ибо править ею тайно — это еще куда ни шло, но — на общественных началах?..

На радостях я занялся разжиганием межнациональной розни.

За этим занятием меня застукала газета «Завтра», опубликовав фотографию из «Кукол». Это был наш персонаж Свинья с огромным крестом на груди и с подписью для тупых: «Куклы» Шендеровича разжигают межнациональную рознь».

…История появления в «Куклах» животных — забавная история. Делались они вообще для другой программы — некоего «Скотного двора», вроде оруэлловского… Но программа не вышла, а куклы остались. Две из них — Козел и Свинья — пригодились в качестве, скажем так, собирательных образов.

В нашей программе много политиков — должны же были появиться среди них представители электората!

Некоторых телезрителей появление Козла и Свиньи обидело. Нас спрашивали: уж не русский ли народ мы имеем в виду? Мы честно отвечали: не весь. Но многие узнавали себя и все-таки обижались. Это их право. А наше дело — точный социальный портрет, и тут все было предельно ясно: Козел у нас по преимуществу люмпен, а Свинья — «новый русский» (в бандитском варианте этого понятия).

Так вот, относительно разжигания межнациональной розни, г. Проханов! Золотой крест на «новом русском» имеет такое же отношение к православию, как перстень и «шестисотый» «Мерседес», то есть — не имеет никакого отношения. Это предмет украшательства, и только.

Крест этот не имеет также никакого отношения и к национальной принадлежности владельца, ибо «новым русским» могут быть и татарин, и немец, и еврей, и вообще кто угодно, а самым «новым русским» в России, согласно налоговой декларации за 1996 год, стал калмык.

Само же обвинение в разжигании межнациональной розни в связи с тем или иным использованием православной атрибутики — это, в мягком варианте русской пословицы, называется «пришей кобыле хвост»: в христианстве, как Вы, может быть, слышали, несть ни эллина, ни иудея, да и сам Христос был не из славян.

В общем, Вы со своим органом духовной оппозиции опять опозорились. Впрочем, в Вашем положении есть свои преимущества: после всего, что вы там понаписали, никакой позор уже не страшен…

Конечно, перегретые патриотическим квасом граждане живут в мире собственного абсурда, но сами они, увы, — сугубая реальность. И хотя читать про «Куклы» Шендеровича даже в таком контексте мне было приятно (честолюбие, знаете ли!), а подельников своих я на всякий случай патриотам заложу. Мало ли как сложится — что же, одному за всех отвечать? Нет уж, фигушки.

Итак. Первую портретную резину сделал для нас во Франции тамошний кукольник Ален Дюверн (ясное дело: без западного влияния у нас ни одна гадость не начинается). Всякий раз ввозить отечественные физиономии из Парижа было слишком накладно, и туда поехал на обучение наш Левша — Андрей Дроздов. Все куклы, работающие в программе сегодня, — его рук дело…

От безбожной эксплуатации в совершенно нефранцузских условиях у кукол отваливаются щеки и носы, портятся внутренние механизмы, и Андрей, как папа Карло, все время строгает новых «буратин».

При этом терминология у Дроздова абсолютно киллерская.

— Мне, — говорит, — вчера Лукашенко заказали.

— Ну и что? — спрашиваю.

— Заказали — сделаю.

— Когда?

— С первого раза, — говорит, — может не получиться, но ты не беспокойся — через неделю будет готов…

Да я и не беспокоюсь. Моя-то совесть чиста. Я пишу очередной, совершенно невинный, сценарий, и он попадает на озвучание. Там в дело вступают четыре лицедея, по всей видимости, давно продавшиеся международному сионизму: Борис Шувалов, Александр Груздев, Василий Стоноженко и Сергей Безруков.

Этот последний (давно пора выдать его со всеми потрохами) озвучивает две трети наших персонажей! Резиновые Ельцин, Жириновский, Горбачев, Рыбкин, Явлинский, Зюганов, Клинтон… — это все он, он!

Притворяется русским и блондином, для отвода глаз играет Есенина, но при этом — натуральный сатана! Когда, стоя рядом со мной, он без предупреждения заговорил однажды голосом Владимира Вольфовича, я отшатнулся: у Безрукова изменились глаза. Голубые и веселые в жизни, они вдруг стали тяжелыми, оловянными, и в них маячила та самая «неизреченная бесстыжесть», о которой за век до явления Жириновского России писал Салтыков-Щедрин. Клянусь, стоять рядом в этот момент было страшновато.

Не говоря уж о том, что на озвучании они все время импровизируют, а я отвечай за них перед патриотическими силами! Давно бы убил, наверное, за такие подставы, если бы восторженные почитатели программы все время не благодарили меня за шутки, которых я не писал. Приходится терпеть.

А «упал — отжался», рожденное во время такого актерского баловства перед микрофоном, из программы сразу ушло в народный фольклор —