Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой обстановке решение Горбачева о встрече с патриархом Пименом 29 апреля 1988 г., во время которой было объявлено, что государство считает тысячелетие крещения Руси общенародным торжеством, стало неожиданностью не только для зарубежных наблюдателей и советского общества, но даже для самого партийного аппарата938. Харчев, комментируя событие по горячим следам, объяснил это решение желанием исправить ошибки советского прошлого939, но были и основания усмотреть в нем политический расчет, порожденный самой непосредственной причиной: кризисом политики перестройки. Горбачев только что пережил так называемое «дело Нины Андреевой» – наступление консервативных антиперестроечных сил, срежиссированное Лигачевым: 13 марта 1988 г. газета консервативной направленности «Советская Россия» опубликовала письмо ленинградского преподавателя химии Нины Андреевой, где утверждалось, что политика гласности и перестройки зашла слишком далеко и угрожает дискредитацией советской истории и советских ценностей. Письмо, озаглавленное «Не могу поступаться принципами», вышло в свет, именно когда Горбачев и Яковлев, принципиальные сторонники реформ, были в заграничной поездке; в письме цитировалась речь самого Горбачева на февральском Пленуме ЦК КПСС, где он говорил, что «мы должны и в духовной сфере, а может быть, именно здесь в первую очередь, действовать, руководствуясь нашими, марксистско-ленинскими принципами. Принципами, товарищи, мы не должны поступаться ни под какими предлогами»940. Следование этому призыву, как доказывала Андреева, должно означать сворачивание тех самых реформ, которые были инициированы Горбачевым, поскольку они дезориентируют советскую молодежь и ставят под угрозу моральное единство советского общества. Письмо Нины Андреевой, а затем медийные и общественные дискуссии вокруг него стали критической точкой в назревающем конфликте между партийными либералами и консерваторами по вопросу о масштабах и курсе реформ941.
Безусловно, в перспективе Горбачев учитывал и приближавшийся приезд в СССР президента Рейгана на саммит, проходивший в Москве с 29 мая по 3 июня 1988 г. Хотя официальная повестка саммита была посвящена проблемам ядерного оружия средней дальности, религиозный вопрос всегда был значим в столкновениях Рейгана с «империей зла» и приобретал особую важность в свете приближавшегося юбилея крещения Руси942. Действительно, в ходе своего визита Рейган встретился с советскими религиозными диссидентами в посольстве США в Москве и посетил Данилов монастырь, место важнейших торжеств в честь тысячелетнего юбилея943. Поэтому необходимо рассматривать обращение Горбачева к религиозному вопросу в политическом контексте того момента. Горбачев принял решение встретиться с патриархом Пименом буквально за несколько недель до дня этой встречи, 29 апреля 1988 г., – вскоре после «дела Нины Андреевой», разгоревшегося в марте, и незадолго до приезда Рейгана в Москву, который ожидался в мае944.
В конце марта 1988 г., вскоре после визита патриарха в Кремль, Харчев, выступая перед партийными кадрами в Высшей партийной школе в Москве, объяснил своей обескураженной аудитории, что новая партийная линия в отношении религии представляет собой политическую стратегию: «Мы, партия, попали в ловушку своей антицерковной политики запрещений и ущемлений – отсекли попа от верующих, но верующие не стали от этого больше доверять местным органам, а партия и государство все больше теряют над верующими контроль. И вдобавок, как следствие, мы имеем появление бездуховных верующих, т. е. тех, которые исполняют обрядовую сторону и безразличны ко всему. А главное – безразличны к коммунизму… искренне верующего для партии легче сделать верующим также и в коммунизм». Церковь, как признал Харчев, уцелела, и не только уцелела, но и «омолодилась». Поэтому, чтобы держать религию под контролем, у партии возникает новая задача: «воспитание нового типа священника». Он также рассказал слушателям, что получает многочисленные жалобы о растущем освещении религиозных тем в советских средствах массовой информации, но что в новой политической реальности люди должны начать воспринимать религию и церковь как нормальную часть жизни советского общества945. Эти закулисные маневры показывают, что даже когда Горбачев сменил курс в отношении религии, политическая элита продолжала воспринимать православную церковь прежде всего как лояльное учреждение, которое можно использовать в политических целях, и считать, что даже когда религия станет частью общественной жизни СССР, партия должна по-прежнему держать ее под контролем. Но в 1989 г., когда в Советском Союзе были проведены первые многопартийные выборы, патриарх Пимен и митрополит Алексий, а также около 300 священнослужителей (190 из них представляли Русскую православную церковь) были избраны в советы народных депутатов разных уровней – подобное было бы просто немыслимым до 1988 г. и тем более до перестройки946. Религия вошла в сферу политики.