Благодаря хитроумной стратегии Аль-Серраса мы продвигались вперед километр за километром. Он давно отказался обращаться к водителям заглохших автомашин, утверждая, что не имеет смысла размениваться по мелочам: несколько галлонов бензина не помогут дотянуть до Марселя. Он поступал иначе: останавливал автомобиль на ходу и делал свой взнос, когда бак пустел, давая водителю возможность добраться до очередной сельской заправки. Так в облаках выхлопных газов, на чужих надеждах и твердой решительности Аль-Серраса мы пробирались на юг.

Мы не позволяли себе отдыха, пока не почувствовали запах океана. Это не был чистый воздух побережья моей юности — это был крепкий, пропахший соляркой дух крупного порта — Марселя. Юго-восточный угол Франции стал Меккой для убегающих артистов, художников и интеллектуалов. Это была та часть Франции, в которой каждый надеялся остаться свободным, и формально так оно и было — согласно вишистским соглашениям, немцы провели оккупационную границу зигзагом к югу от Дижона и Тура, и дальше — глубоко на запад, к югу от Бордо.

Нам с Аль-Серрасом с трудом удалось найти приют в убогой ночлежке, а вскоре в Марселе появились нацисты. Они намеревались помочь коллаборационисту Виши избавиться от противников Гитлера и прочих врагов режима. В соответствии с условиями перемирия французы обязались выдать немецким властям любого германского подданного, оказавшегося на территории вишистской Франции, включая беженцев из оккупированных стран. Видя растущее влияние Гитлера в Европе, мы понимали, что ни один человек не останется вне досягаемости нацистов. Выдача выездных виз была ограничена, и тысячи людей, жаждущих эмигрировать, оказались блокированными во Франции. По улицам Марселя разгуливали немцы в темно-зеленой форме. Они вели себя здесь как хозяева. Множились аресты мужчин и женщин, которые пытались отсидеться здесь в относительной безопасности.

После бегства из Парижа прошло два месяца. Деньги у нас подходили к концу, но тут до нас дошел слух, что в Марселе появился некий американец, который оказывает поддержку беженцам, а некоторым из них помогает покинуть страну. Звали его Вэриан Фрай. Нас предупредили, что ему не нравится женское звучание его имени, и тому, кто надеется завоевать его расположение, следует обращаться к нему исключительно как к мистеру Фраю. Говорили, что он провез в Марсель три тысячи долларов, привязав их к ноге. У него имелся особый список из фамилий двухсот артистов, музыкантов и писателей, составленный американским комитетом по оказанию помощи в чрезвычайных обстоятельствах. Мое имя тоже фигурировало в этом списке. Но имени Аль-Серраса в нем не было.

Фрай принимал посетителей в номере гостиницы «Сплендид». Аль-Серрас не хотел светиться в очереди с остальными просителями, опасаясь наблюдения местных жандармов и нацистских информаторов. Фраю удалось получить у Виши разрешение на осуществление здесь гуманитарной деятельности. Официально он лишь выслушивал душещипательные истории и оказывал пострадавшим незначительную финансовую помощь. Его строго предупредили, что он ни в коем случае не должен подделывать документы и торговать иностранной валютой, хотя он делал и то и другое. Эта игра продолжалась тринадцать месяцев и закончилась тем, что ему, как нежелательному иностранцу, предложили «паковать чемоданы». Я не зря называю такой точный срок — тринадцать месяцев, хотя мог бы округлить его до года: для нас значение имел не только каждый месяц, но и каждый день. За это время Фрай помог обрести свободу приблизительно двум тысячам человек.

Некоторые из местных артистов сначала отнеслись к бывшему журналисту с подозрением, удивленные его смелостью, молодостью и явной наивностью. Он и правда действовал нахрапом, хотя большинство людей, в том числе мы, полагали, что проворачивать подобные махинации должны маститые политиканы или профессиональные шпионы. Я тоже предпочитал не связываться с ним, пока Аль-Серрас не задал мне сакраментальный вопрос: «Ты готов заложить свой смычок? Марсельская мафия не откажется заполучить сапфир, особенно если узнает, что он принадлежал королеве».

— Ты же знаешь, я никогда его не продам.

— Тогда хотя бы начинай играть, — проворчал он.

Со дня нашего прибытия в Марсель Аль-Серрас выступал в богатых домах, надеясь завоевать чье-либо покровительство. Обычно это давалось ему легко. Но его заработки становились все меньше. Накануне вечером он ушел с вечеринки с небольшим белым пакетом, который вручила ему хозяйка дома, графиня. Он думал, что найдет в пакете скромную сумму наличными. Вместо этого там обнаружились остатки ужина. Даже богачи Марселя жили далеко не так хорошо, как прежде.

Мы знали, что Фрай обедает со многими знаменитыми марсельскими беженцами, такими как Ханна Арендт, Марк Шагал и другие; мы знали также, что он поддерживает евреев и известных гомосексуалистов, так называемых «дегенеративных» художников. Аль-Серрас убедил меня навестить Фрая за городом, где тот вместе с партнерами арендовал виллу XIX века, превратив ее в гостиницу для избранных возмутителей спокойствия.

Настал сентябрь, и мы отправились на виллу «Эр-Бэль». Нас впустили и провели мимо запущенного сада через обширный двор. Какой-то человек сидел у мольберта, а несколько других, раскинувшись в складных пляжных креслах, читали газеты. Позднее мы узнали, что мальчишкой Фрай с удовольствием посещал сиротский приют в Бэт-Бич, в те поры район сельского Бруклина, которым управлял его дед. Старинный замок с восемнадцатью спальнями, выходившими окнами на Средиземное море, чем-то напоминал ему сиротский приют его детства, населенный непокорными озорниками. Правда, здесь обитали не сироты, а просто творческие личности, которые частенько вели себя как неразумные дети.

Мы поприветствовали людей во дворе и проследовали в дом. Секретарь Фрая проводил нас в отделанный деревом кабинет и предложил сигареты и нарезанную грушу. Мы ждали, угощаясь фруктами и нервно попыхивая сигаретами. Наконец вошел Фрай, пожал нам руки и уселся за узкий стол. Внешне он походил на бухгалтера или педантичного воспитателя: в круглых очках в черепаховой оправе, в застегнутом на все пуговицы костюме в тонкую полоску. Мы слышали, что он владеет несколькими языками и мгновенно схватывает все, что касается людей, денег и оценки рисков. Говоря, он смотрел в сторону, слушая нас, без конца открывал и закрывал неглубокие ящики стола, манипулируя конвертами, марками или франками. Поначалу я принял эту его манеру за волнение и даже подумал, что он благоговеет передо мной или моим спутником, а то и перед нами обоими. Но его нервозность никак не была связана с нами. Просто его неуемная энергия постоянно искала выхода, а мозг ни на минуту не переставал анализировать информацию о списках имен, адресах отелей, обменных курсах и назначенных встречах.

Мы поделились с ним своими проблемами. Он сложил пальцы домиком и, обращаясь ко мне, произнес:

— Хотелось бы мне похвастать, что я торгую микрофильмами и секретными капсулами, но на самом деле я в основном имею дело со старомодными бумагами. С визами. Ваша известность, репутация в Испании и активность, связанная с рассылкой писем, не позволит вам проскочить мимо чиновников, решающих вопросы эмиграции. У нас есть для вас срочная въездная виза. Сложнее получить выездную визу из Франции, хотя ее можно подделать. Но, поскольку пересекать франкистскую Испанию для вас слишком рискованно, проще просто вывезти вас на судне из Марселя.