— О боже, — вырвалось у меня.

Аль-Серрас, следивший за моим взглядом, быстро подошел ко мне и схватил меня за руки.

— Болит? Я думаю, наш друг прав. Ты должен следить за диетой. Вы только посмотрите!

Он буквально сунул мою ладонь — совершенно здоровую — под нос немцу.

— Да, сильно опухли, — сочувственно проговорил офицер. — Какая досада! Что ж, — сказал он, выпрямляясь, — это был интересный день. Могу ли я попросить вас об одном одолжении?

По сигналу Аль-Серраса Имогена сбегала в мою комнату и принесла футляр со смычком. Немец отправился к мотоциклу за камерой. Я смотрел на Аль-Серраса и с трудом подавлял желание прикончить его на месте. К вечеру каждый обитатель виллы признается, что разделял мои чувства.

Гестаповец просил, чтобы я принял наиболее выигрышную позу:

— Понимаю, что это не совсем профессионально, но мне хочется, чтобы на снимке был виден сапфир. — Он посмотрел в видоискатель. — Я ваш поклонник, но у вас в Германии есть и другие почитатели. — Он тщательно выбирал наилучший ракурс. — Этот снимок я перешлю доктору Геббельсу.

Но немцу не повезло.

— Закончилась пленка! Это судьба. Маэстро, нам нужно будет встретиться. Как можно скорее. Я не очень часто бываю в этих местах, но уверен, что разыщу вас в городе…

Он пожал нам руки и распрощался, напоследок обратившись к Аль-Серрасу:

— Позаботьтесь о его здоровье. Вы несете за него личную ответственность.

Еще не стих шум удаляющегося мотоцикла, а Аль-Серрас уже упаковывал свои вещи. Авиве он велел сделать то же самое. Он боялся не столько возвращения немца, сколько гнева обитателей виллы. Где-то хлопнула дверь. Из окна сверху раздался недовольный мужской голос. Имогена сидела на земле и плакала.

Поведав мне все подробности встречи с немцем, Аль-Серрас воскликнул:

— Пойми же! Это было лучшее, что я мог сделать.

— Брось, что ты оправдываешься?

— Может, это твой шанс. Ты слышал, как он говорил о Геббельсе?

— Хусто, ты хоть чему-нибудь научился?

Из-за угла появился Иешуа:

— Мадемуазель Авива ждет в машине. Если вы еще не передумали ехать в Марсель.

Я встряхнулся и последовал за Аль-Серрасом к автомобилю, работавшему на холостом ходу.

— Ты говорил вчера вечером, — сказал он, — что кое о чем жалеешь.

Я коротко кивнул в знак согласия.

— Если она тебе дорога, сделай так, чтобы она как можно скорее покинула эту страну.

— Она не хочет уезжать.

— Конечно не хочет. Она хочет в Германию, искать мальчика. Я не утверждаю, что он в концлагере. Но он сто раз мог умереть от дизентерии, или тифа, или любой другой болезни. Потому-то она и не может его найти. — Он сделал резкий выдох. — Тебе лучше уйти. Мы уезжаем.

Я шагнул к автомобилю.

— Не прощайся с ней. Скоро мы снова встретимся.

Через два дня я получил корзину черешни — восхитительной красной черешни, хотя ее сезон в этих краях давно прошел. Мы сочли это признаком того, что наш посетитель имеет большие связи.

— Турецкие? — предположил Андре, сплевывая косточки.

— Кто ж его знает? — сказал я, чувствуя печаль.

Затем вернулся Фрай, усталый, но довольный успешно завершившимся делом. Все его подопечные ушли в испанские горы, по крайней мере, он их лично туда проводил. Им предстояло добраться до Лиссабона, где они уже вполне легально смогут подняться на борт корабля, отплывающего в Нью-Йорк. В последний момент Альма Верфель призналась, что в одной из ее многочисленных сумок хранятся подлинник партитуры Третьей симфонии Брукнера и наброски одного из романов мужа.

— Я рассказываю вам об этом, — говорил Фрай, когда мы сидели за ужином, празднуя его возвращение, — не для того, чтобы поощрить вас делать то же самое, а, наоборот, чтобы против этого предостеречь. Если вы располагаете ценными рукописями, пожалуйста, передайте их мне. У меня есть курьеры, с которыми их можно переправить в безопасное место. Не следует класть все яйца в одну корзину.

Никто не хотел портить Фраю настроение пересказом случившегося в его отсутствие инцидента. Но в конце концов эта тема все же всплыла в общей беседе.

— Ох уж мне этот испанский темперамент! — посетовал художник по имени Густав.

— Что вы имеете в виду? — спросил кто-то.

— Поведение Аль-Серраса. Глупое и опрометчивое. Горячая кровь.

— Среди нас есть еще один испанец, которому не свойственна ни одна из этих черт, — прервал его Фрай. — И вообще, давайте оставим этнические ярлыки на совести наших врагов.

— Маэстро Дельгадо проявил чудеса хладнокровия, — поддакнула ему незнакомая мне женщина. — А он сильно рисковал. Давайте выпьем за него.

Раздался звон бокалов.

Но Фрай не поддержал тост, а спросил:

— Как звали немца?

Никто из нас не знал его имени.

— Он точно был гестаповец? Вы уверены? Может, из другого подразделения СС?

— А, все они одинаковые! — махнула рукой Жаклин.

— Какая на нем была форма? Коричневая или черная? Какая символика на форме — значки, эмблемы? Кто-нибудь разглядел?

— Он упоминал доктора Геббельса, — сказал я. — Возможно, они лично знакомы.

— Какое все это имеет значение? — возмутилась Жаклин. — За этим столом сидят артисты и мыслители, а не шпионы. С какой стати нам обращать внимание на какие-то эмблемы?

— Зато они, — вздохнул Фрай, — на все обращают внимание. На вас в том числе.

— Мы польщены, — пробормотал Густав.

Фрай словно нехотя пояснил:

— Среди них тоже попадаются разные люди. Одни сообразительнее, другие нет. Одни общительнее, другие…

— По-моему, лучше всего держаться от них подальше. Причем от всех, — сказал Андре.

— Это невозможно, — ответил Фрай. — Завтра я обедаю с инспектором полиции, а он наверняка приведет своих коллег из гестапо. Как вы думаете, каким образом мне удается узнавать, кому они сели на хвост?

Он поднялся и пожелал нам всего доброго на неделю вперед: назавтра он возвращался в отель «Спландид».

Поздно вечером Фрай тихо постучал в дверь моей комнаты:

— Вы знаете, что я не смогу многого сделать для ваших друзей. Я буду присматривать за ними в городе, если получится. Но вы понимаете, что я не имею права слишком рисковать…

— Понимаю.

— Между прочим, для вас у меня есть предложение.

Поскольку я не собирался покидать Францию, Фрай предложил мне написать о своей жизни при Франко. Он хотел, чтобы я рассказал, с какими трудностями столкнулись испанские беженцы в оккупированной немцами Франции, и предупредил, чем грозит объединение каудильо с Гитлером. Гитлер разбомбил Гернику и помогал испанским фашистам, но пока Франко, даже присоединившись к оси, не демонстрировал горячего желания вернуть фюреру долг. Сговорившись с французскими фашистами и коллаборационистом маршалом Петеном, Гитлер был близок к установлению полного контроля над континентом. При содействии Франко он мог бы захватить Гибралтар и получить важное преимущество в борьбе с Великобританией.