— Мертва или нет? — продолжает она, — Окончательно, бесповоротно, по-настоящему мертва! Или есть другие мнения?

— Есть, — вступила в разговор моя соседка, унимая собачку, — Я бы очень хотела поздравить своих коллег из группы с успехом, но… но дело слишком исключительное. Мы обманывались столько раз, что чисто внешнее сходство этого трупа с Лизой Розмарин не может служить доказательством ее смерти. Отпечатки пальцев? Но как известно, Розмарин практически не оставляет отпечатков и нам не с чем их идентифицировать.

— Глупости! — перебивает коротышка, подскакивая на стуле, — У нас есть ее детские отпечатки. А дактилоскопический оттиск с возрастом не меняется.

— Там есть отличия, — продолжает дама с собачкой, — в двух местах паппилярный узор иной. Группа крови? Это еще не доказательство. Она могла просто совпасть. Зубы? Их состояние у оригинала нам неизвестны. Медицинская карточка из детского дома сгорела со всеми документами.

— У девочки был шрам на ладони, — вскипает карлик, — у трупа шрам на том же самом месте. На бугре Венеры, под указательным пальцем левой руки.

— Стоп! — Ирма властно хлопает стеком по столу, — Я думаю, нам нужно показать тело.

Над столом нависло напряженное молчание.

— Слабонервные могут выйти, — усмехнулась бестия. — Нет, нет, — заговорили вдруг все разом возбужденными голосами.

Прошло три, пять, семь, десять полноценных напряженных минут. Я боялся, что собственный стук сердца выдаст меня с головой в тайном убежище — и вот! : тссс… — в кают-компанию вкатывают металлическую каталку на четырех колесиках, на котором видны очертания человеческого тела, накрытого простыней. Я был так возбужден, что не заметил тех, кто вкатил тело. Тело перекладывают на стол. Все, покидая свои кресла, окружают стол тесным кругом. Только Ирма осталась на прежнем месте в бесстрастной позе курильщицы травки.

Теперь командует парадом мерзкий карлик, патетически вскинув розовые ручки, он торжественно сдергивает простыню и бросает на пол.

Гepca!

Я оцепенел, все чувства были так обострены, что мне на миг почудилось: ты не один прячешься в этом пенале, кто-то дышал у моего уха…

На багровом ложе я увидел обнаженное тело мертвой девушки с закрытыми глазами. Я сразу легко узнал ее: эти скулы богомола, узкие ушки с приросшими мочками, тонкий нос, — где ноздри были заткнуты ватными тампонами, — посиневшие губы, которые даже сейчас сохраняли чувственную полноту линий, шея, как античная колонна, руки из мрамора, широкие прямые плечи воина… ниже, сокрытое: маленькая грудь с кончиками стрел, впалый живот с узким щелястым пупком, пах львицы, затянутый золотистым курчавым дымком, узкие бедра, мощные балетные шарнирные ноги, увенчанные ступнями, больше похожими на лапы хищной птицы — так резко были загнуты к подушечкам пальцев крупные когтистые ногти…

Мертвое, закоченевшее в холодной камере тело Спящей Красавицы.

Даже лампа под потолком кают-компании вытаращила циклопический глаз из орбиты.

— Это она! — хрипло воскликнула Ирма, откинувшись на спинку стула.

Наглый стюард устремил свой указательный палец к губам покойницы и бесцеремонно оттянул голую губу, за которой матово блеснули ровные зубы.

Я был поражен, каким счастливым возбуждением охвачены все, кто столпился у мертвого тела, они даже не старались скрыть похоть победы. Вслед за циничным жестом стюарда к телу прилетели цепкие ручки падчерицы. Не удержавшись от прилива эмоций, она изо всех сил ущипнула мертвую в грудь: «Мама, она сдохла! Сдохла…» — крикнула она, сверкая кокаиновыми глазами.

Дама в глухих зеленых очках, соблюдая внешнюю сдержанность, скрыла свое ликование, но при этом так стиснула свою собачонку, что она завизжала.

— Но в чем причина ее смерти? — спросила она трезвым голосом, обращаясь к карлику.

— Вот, смотрите сюда, — над телом была видна только его гадкая голова — и коротышка показал победным пальчиком на незаметный лоскут телесного пластыря под грудью.

Насвистывая что-то из Штрауса, карла отрывает пластырь и торжественно демонстрирует кровавое пулевое отверстие, а здесь… он переворачивает труп на бок и, отлепив второй пластырь между лопаток… пуля вышла.

— Вот она! — оставив труп в первоначальном положении, ликующий Мальчик-с-пальчик достает из нагрудг ного кармашка пулю в прозрачном пакетике, поднимая свинец высоко над головой, — Это пуля от «Магнума». Она прошла прямо сквозь сердце. Разорвала оба желудочка, предсердие, аорту… Одним словом она мертва уже четвертые сутки. Мертва!

Все зааплодировали, все кроме дамы с собачкой.

Только тут я вдруг вздрогнул, словно очнулся — боже, идиот, ведь Гepca мертва. Ее застрелили! Мертва! И значит моя миссия выполнена. Не надо никого душить. Жизни Учителя больше никто не угрожает.

— И все-таки она жива! — упрямо перебивает аплодисменты змея в зеленых очках, брезгливо касаясь головы кончиком пальца в висок, — Это не Лиза.

Свою собачку она вручила падчерице, освободить руки, чтобы обыскать голое тело.

— Почему вы не сделали вскрытие? — палец зеленой мадамы полез в мертвое ухо.

— Это желание клиента, — вмешалась Ирма.

На этом месте общее ликование было прервано самым, внезапным страшным образом — красная адовая лампа, похожая на налитый кровью глаз циклопа во лбу, разрывается с оглушительным звуком и кривые багровые, пунцовые, рубинные осколки стекла, кружась, вертясь и прыгая в воздухе — по непонятной игре случая — все до одного ударяют, вонзаются, впиваются, ввинчиваются штопором исключительно только лишь в голое мертвое тело девушки, не задев никого из тех, кто столпился у трупа.

Дальше происходит еще более невероятное, я отказываюсь верить своим глазам! От падения осколков и острых ударов, мертвая вдруг пронзительно вскрикивает, испуская страшный тоскливый вой, веки ее на один миг открываются — это хорошо видно в свете настенных бра — потому что зрачки давно закатились под надбровные дуги черепа и открытые глаза сверкают белками!

Вместе с истошным криком из уст белоглазой бестии вырывается леденящий душу скрип раскрываемых челюстей, хруст замороженного мяса, а затем синий — жалом — язык.

Багровые осколки впились в ее лоб, щеки, рассекли ухо, густо-густо врезались в обе груди, протаранили живот, воткнулись в ноги и даже застряли между пальцев.

Страшно вскрикнув, тело, что казалось абсолютно мертвым, изогнулось дугой, словно в припадке бешенства, и слепо вскинув руки, стало шарить пальцами по коже в поисках жал и выдрало несколько стекол из мяса, пока окончательно не испустило дух.

Спина рухнула на столешницу. Руки упали на бедра. Веки закрылись. Только рот продолжал, осклабившись, жутко сверкать синеватой эмалью зубов.

Все потрясение смотрели как сочится живыми струйками кровь из бесчисленных ран.

Первой опомнилась эсесовка Ирма: