Дорога шла через лес, с одной стороны спускавшийся с умеренно крутых холмов, а с другой тянувшийся в пойме реки, которую местные звали Инь (именно река и дала часть названия городу). Чтобы меньше привлекать внимание, они решили на сравнительно обжитой территории ехать большей частью ночью, а днём отсыпаться в лесах. Поэтому сейчас отряд двигался почти до рассвета, а с первыми проблесками зари четвёрка свернула в чащу и, отъехав на разумное расстояние от дороги, устроилась на отдых.

Воины, сопровождавшие Богдана, очевидно, получив приказ своего учителя, никаких лишних вопросов не задавали. Сам Богдан, будучи от природы натурой весьма общительной, не возражал против того, чтобы поговорить, но долгие дни путешествия в одиночку приучили его не то чтобы к замкнутости, а, скорее, к молчаливому созерцанию мира и обдумыванию проблем, стоящих перед ним. Поэтому он и сам не стремился нарушить молчание, особенно если потенциальные собеседники не пытались начать разговор.

На следующий день, а точнее, ночь, они выехали на почти безлюдную территорию, где вполне можно было спокойно двигаться днём. Здесь пришлось свернуть с дороги, которая уходила к другому городу, и по пересечённой местности тем более удобнее было ехать при свете солнца, а не луны.

Скорость движения сильно замедлилась: вне проторенной дороги часто приходилось огибать крутые холмы и буреломы, и к третьей ночи пути они проехали всего двадцать километров. Впрочем, на следующий день отряд выехал из гористой местности на равнину, где лишь отдельные рощи и мелкие речки уже не являлись серьёзными препятствиями.

Богдан ощущал себя всадником всё увереннее и увереннее. Сейчас ему было даже странно, как же чувствительно прореагировал его зад на первую поездку в седле.

На пятый день пути они перевалили неширокую гряду пологих, почти безлесных холмов и двинулись через обширную долину, раскинувшуюся на многие километры. До Жёлтой реки оставалось уже не так далеко – скорее всего, отряд должен был достигнуть её берега к вечеру. Неожиданно Сунь поднял руку, призывая к вниманию. Богдан посмотрел в направлении, куда показывал воин: на пригорке, в паре километров, у опушки одной из рощиц виднелась группа всадников. Воин достал «зрительную трубку» – Властитель не карал за изобретения в области оптики, и у китайцев были неплохие подзорные трубы.

– Чжунь-чжени! – сообщил Сунь, передавая трубу Богдану.

Богдан разглядел группу примерно из десятка-полутора человек.

– Думаю, нам лучше прибавить ходу, – заметил Сунь.

Отряд поскакал, стараясь держаться за складками местности, но работорговцы тоже заметили всадников и устремились наперерез.

– Нам нужно успеть доскакать до деревьев и занять оборону! – крикнул Сунь, выступавший здесь за старшего.

Роща, к которой они направлялись, была ещё достаточно далеко, но отряд Богдана имел приличную фору. Землянин понял замысел Суня: спешившись и прикрывшись деревьями, они смогут вести прицельный огонь из луков. В такой ситуации преимущество чжень-чженей в численности становится не столь значительным, как в открытом поле на скаку.

«Дьявол, не дадут спокойно доехать куда надо!» – выругался про себя Богдан.

Тем не менее, он ощущал странное возбуждение. У него не было палочки-выручалочки в виде лучемёта, но по боку его хлопал достаточно длинный меч, а за спиной болтались мощный лук и колчан, полный стрел со стальными наконечниками, с двадцати шагов пробивающих толстую сосновую доску – он сам пробовал. У его провожатых вдобавок имелись длинные копья, оружие, от которого Богдан отказался – он не чувствовал в себе умения управляться с длинным копьём. Зато к его седлу был приторочен высокий кожаный чехол, в котором лежали шесть метровых дротиков – вот их-то бросать Богдан научился очень точно.

Так что, несмотря ни на что, сейчас землянин чувствовал себя достаточно готовым к тому, чтобы сразиться с врагами, так сказать, на равных, без чудесного оружия, дававшего ему всегда неоспоримое преимущество. Он хорошо попрактиковался в бою на мечах, прекрасно стрелял из лука – пусть кто-то, хоть какие-то паршивые работорговцы, хоть арабы, попробуют его взять!

Угол, под которым скакали чжунь-чжени, был слишком тупым, и работорговцы быстро приближались. Тем не менее, отряд Богдана сумел оторваться и спрыгнуть с седел под первыми деревьями рощи, когда до преследователей оставалось ещё метров триста.

Все приготовили луки, а попутчики Богдана положили рядом с собой ещё и копья. Сам он, встав за толстый ствол бука, наложил на тетиву стрелу, а на плечо повесил чехол с дротиками. Коней Вэнь отвёл чуть глубже в лес и там привязал к дереву.

Работорговцы, увидев, что беглецы заняли оборону, сбавили ход, но, тем не менее, не отказались от преследования. Наблюдая за приближающимися теперь уже лёгкой рысью чжунь-чженями, Богдан насчитал двенадцать человек – больше, вроде бы, никто в засаде не прятался. Всё это были крепкие мужчины, хотя многие и небольшого роста. Лица их, куда более раскосые, чем у встречавшихся до сих пор китайцев, выдавали явное монгольское происхождение.

Сейчас Богдан мог рассмотреть детали, на которые ранее не было времени обращать внимание.

Чжунь-чжени сидели на хороших конях и были одеты в красные шаровары, длинные камзолы без рукавов, широкие, расшитые бусами цветные халаты, и стёганые плотные куртки, продёрнутые золотыми и серебряными нитями. Шапки почти у всех были с меховой оторочкой, какими-то кистями и хвостами лисиц и енотов, и на всех – у кого поверх матерчатой и кожаной одежды, у кого под в распахнутыми полами – виднелись рубашки из мелких металлических пластин: своего рода местные кольчуги..

Отряд преследователей подъехал метров на сорок и остановился. Какое-то время чжунь-чжени стояли, давая передышку коням и себе, и всматривались в беглецов, укрывшихся за достаточно редкими на опушке рощи деревьями. Наконец один из них, крепкий, но жирноватый молодец в расшитой золотыми и серебряными кружками жёлтой кожаной куртке и красных блестящих портках выехал чуть вперёд и помахал светлой тряпкой – очевидно, и здесь это служило знаком для переговоров.

Сунь покосился на Богдана – очевидно, чужестранцу, который много знал, он доверял в таких вопросах не менее, если не более, чем своим собратьям.

Богдан сделал предупредительный жест рукой:

– Будьте наготове. Посмотрим, что он станет делать!

Чжунь-чжень подошёл шагов на пятнадцать и остановился. Сунь снова посмотрел на Богдана – землянин пожал плечам: он и сам лихорадочно думал, как правильнее поступить складывающейся ситуации.

Безотносительно к тому, что чжунь-чжени сразу же кинулись преследовать их отряд, они принципиально не нравились Богдану по внешнему виду. Это была не то чтобы подозрительность европейца к «хитрым» азиатам – такого чувства, например, он совершенно не испытывал к мэтру Чжу Цзы Чену и многим другим китайцам, встреченным в Фучжоу, но в этих разбойниках в цветастых попугайских одеждах сквозило что-то неприятное.

Хитровато-презрительное выражение на лоснящемся от пота или сала, немного запыхавшемся лице. Узкие глазёнки, скользившие по стоявшим напротив него людям, словно оценивая их, как товар. И наглая уверенность, что беглецы уже в его власти.