колонну, я попросил ребят достать лопаты, указал на песчаный склон, возвышавшийся над нами, и приступить к работе. Они, наверное, подумали, что я сошел с ума, решив прорыть насыпь — высотой около четырех метров — тогда как мы могли бы легко объехать ее и вернуться обратно по другой стороне, чтобы выйти на следующий участок нашего маршрута. Тем не менее, это внесло хоть какое-то разнообразие в монотонную проверку сухих русел, и они с готовностью принялись за дело.

Потребовалось всего тридцать минут, чтобы прорыть в насыпи достаточно широкий проход, через который могли бы проехать машины. Моя теория подтвердилась: это был тот же самый патруль, который на протяжении пяти дней пытался — и безуспешно! — преодолеть подобный вал на границе с Ираком.

В тот вечер, 23-го февраля, я получил по радио новый приказ для патруля. Мы должны были направиться на юг к границе с Саудовской Аравией и вернуться в Аль-Джуф для того, что в армии называется «отдых и восстановление». Когда я передал эту новость, у всех на лицах появились улыбки, — и не столько потому, что мы возвращались в безопасный район, сколько потому, что это путешествие должно было развеять скуку прошедшей недели. Если бы в течение этой недели мы участвовали в полномасштабной перестрелке с противником, то думаю, отходили бы мы с бóльшей неохотой.

Из сообщений Всемирной службы Би-би-си мы знали, что в тот день началось основное сухопутное наступление сил коалиции против иракских войск в Кувейте. Затем, поздно вечером, в более свежих новостных сводках указывалось на то, что война может закончиться гораздо раньше, чем прогнозировали штаб союзников или средства массовой информации. И правда, некоторые комментаторы говорили о том, что война закончится через несколько часов или, в худшем случае, не более чем через несколько дней. Нам, сидящим у радиоприемника на стоянке в сотне миль в глубине Ирака, было трудно смириться с мыслью о том, что война может закончиться раньше, чем мы достигнем Саудовской Аравии.

Однако настроение было приподнятым, и я достал свою бутылку рома — все еще чуть более чем наполовину полную — и пригласил сержантов присоединиться ко мне в моем «Ленд Ровере», чтобы отпраздновать скорое окончание войны. Гарри, мой радист, попытался пробраться в круг и приложиться к бутылке, но я сказал ему отвалить. Это было сержантское застолье — закрытое для посторонних.

На следующее утро, когда мы уже собирались выезжать к границе, я взял «Юнион Джек» своего экипажа, который, как обычно, был расстелен на земле возле машины, и привязал его к радиоантенне позади водителя. Другие экипажи последовали моему примеру, и когда наш патруль приблизился к границе, то для всех, кто на видел, мы, должно быть, показались древним отрядом крестоносцев, выходящих из пустыни с развевающимися знаменами. Однако на этом сходство заканчивалось, потому что во всех остальных отношениях мы выглядели как самая злобная банда головорезов с самого грязного базара в Аравии. Почти у всех были лохматые бороды и странная смесь армейской и бедуинской одежды, а лица были замотаны шемагами. От каждого из нас разило за версту. Наш пиратский образ дополняло и то, что все мы были до зубов вооружены.

Все это объясняло, почему Полк выслал из Аль-Джуфа специальный комитет по организации встречи под командованием майора Билла, чтобы проследить за тем, чтобы мы благополучно вернулись в Саудовскую Аравию. Сейчас нам всем меньше всего нужен был инцидент «синий по синему» между какими-то бдительными пограничниками и нашим просоленным патрулем. (Позже выяснится, что такая осторожность была оправдана, поскольку очень большая доля потерь среди коалиционных сил во время войны в Персидском заливе была вызвана не действиями противника, а — если использовать столь излюбленный СМИ противоречивый эвфемизм — «дружественным огнем»). Мы вышли к старому форту, где патруль «Альфа Один Ноль» совершил свой первоначальный, пусть и запоздалый, переход границы, и был встречен довольно странными взглядами гарнизона местных войск. Если бы там не было наших ребят из Аль-Джуфа, поручившихся за нас, саудовцы вполне могли бы открыть огонь, приняв нас за вражеских разбойников. И не без оснований, поскольку мы никак не походили на представителей элиты Британской армии.

Если в нашем возвращении на территорию, контролируемую союзниками, было что-то нереальное, то реальность наступила через несколько минут после пересечения границы, причем самым обыденным образом. После тысяч километров пути по самой негостеприимной местности на Ближнем Востоке, преодоленных без единого прокола, «Унимог» получил один, когда выехал на первую же асфальтированную дорогу в Саудовской Аравии. Вот так нам, героям «Бури в пустыне» — ну, по крайней мере, с своих собственных глазах — пришлось менять колесо на обочине.

Я воспользовался этой возможностью, чтобы попрощаться. Собрав ребят для последней беседы, я поблагодарил их всех и сказал, насколько хорошо, по моему мнению, они справились со своей работой.

— Мне бы хотелось, чтобы вы вернулись в Аль-Джуф на собственных машинах, — сказал я в конце.

— А куда вы направляетесь? — Прощебетал кто-то.

— Я еду в Арар, — ответил я и направился к машине майора Билла.

Без лишних разговоров мы с Биллом выехали и направились в Арар, причем в списке моих приоритетов на первых местах стояли горячая ванна и холодное пиво. Но когда я прибыл в здание штаба на авиабазе, которой совместно управляли американские и британские войска, наступило время послеобеденного чая, — очевидно, неизменного ритуала в жизни этого места. Мое пиво должно было подождать, как и ванна.

Когда я вошел в штаб, я был небрит, более чем немного растрепан, и от меня неприятно пахло. К счастью, мне удалось найти несколько знакомых парней из оперативного отдела штаба, и только я успел расположиться с кружкой чая и сигаретой, как надо мной навис американский офицер, заявивший:

— Здесь не курят!

— Это почему?

— Потому что это пожароопасно.

Я вынужден был рассмеяться.

— Вы можете выйти вот туда, — произнес я, кивнув в сторону окна, за которым распростерлась пустыня. — Вот что называется пожароопасностью.

На его лице появилось выражение, присущее офицерам любой армии мира, когда они считают, что их достоинство или власть находятся под угрозой. Поскольку он, очевидно, не имел ни малейшего представления о том, о чем я говорю, то я просто ушел. Однако сигарету тушить не стал.

На улице меня окликнул один из бойцов отряда «Дельта», американского спецназа, эквивалента САС и фактически нашей родственной группы в Америке. Должно быть, распространился слух о моем возвращении из боевого патруля в Ираке, и он спросил меня, не буду ли я против того, чтобы