затем, западнее, переходило в открытую равнину или плато — означала, что нам никак не удастся прочесать ночью достаточную площадь, и легко можем пропустить на такой пересеченной местности какой-нибудь жизненно важный объект.

Для того, чтобы осмотреть территорию, которую я определил для каждого поиска, я применил способ «лягушачьих прыжков». От каждого исходного пункта четыре «Ленд Ровера» продвигались вдоль одной стороны вáди примерно на километр, а затем останавливались. Вторые четыре машины, вместе с «Унимогом», продвигались на два километра по другой стороне, затем останавливались, после чего наступала очередь первой группы продвинуться еще на два километра, и так далее. В более узких вáди мы продвигались, как обычно, по одиночке. Это была утомительная, монотонная повторяющаяся работа, но ее нужно было делать. Я не очень беспокоился о том, что нас обнаружит противник. У нас не было никаких сведений от разведотдела относительно наличия в этом районе значительных сил иракских войск, к тому же об их приближении нас предупредила бы пыль, поднятая их машинами. Я также был уверен в том, что если мы встретим врага, которого не сможем отогнать, то нам удастся относительно легко скрыться на пересеченной местности, и при необходимости разбежаться, чтобы позже встретиться на одном из заранее подготовленных пунктов сбора, которые назначались каждое утро.

В тот полдень мы пробирались по старому руслу реки, настолько неглубокому, что его невозможно было распознать, направляясь на северо-запад к равнине. Солнце высоко поднялось над далеким горным хребтом впереди нас, когда головная машина — машина Пэта — остановилась. В бинокль я уже заметил в пятнадцати или двадцати километрах впереди место, из которого торчали мачты или антенны, и которое вполне могло оказаться стартовой площадкой. Я выпрыгнул, в какой-то степени радуясь возможности размять ноги, и отправился вперед к Пэту.

— Какая-то проблема? — Спросил я.

— Позиция противника, — последовал ответ.

— Где?

Пэт указал на то отдаленное место.

— Вон там.

— Ты имеешь в виду ту штуку вдалеке? Я заметил ее давным-давно. Просто двигаемся дальше. Это не проблема.

Видимо, этого оказалось чересчур для его водителя Йорки, который вдруг начал бормотать:

— Из-за тебя мы все погибнем! Там же враг. Из-за тебя нас убьют!

Я уже достаточно был раздражен внезапной и бесцельной остановкой, но, заметив, как он тараторит, вышел из себя.

— Да заткнись уже! — Приказал я, а затем скомандовал всем спешиться. Когда экипажи головных «Ленд Роверов» начали выходить из машин, я передал дежурному мотоциклисту, чтобы все вышли вперед.

Я подождал, пока все соберутся вокруг меня в полукруг. Затем, окинув их взглядом, и подождав, пока крайний из них не застынет на месте, я начал:

— Мне до смерти надоело, что люди сомневаются в моих решениях. Особенно ты, — и я указал пальцем на Йорки. — Мы здесь, чтобы выполнять свою работу, и мы на войне. Задача состоит в том, чтобы зачистить эту систему вáди. Мы не можем выполнять это медленно, потому что на это уйдут недели. Но мы сделаем это, и сделано это будет по-моему. — Я сделал паузу, а затем добавил: — Вопросы есть?

Я оглядел странное сборище любопытно одетых людей, больше напоминавших чучела, с их бородами, шемагами и винтовками. Никто из них не проронил ни слова.

— Хорошо. Теперь по машинам — и за работу!

Возможно, с моей стороны было неправильно ругать весь патруль за поведение одного человека, тем более, что эти люди доказали свою стойкость, выносливость, самодостаточность и храбрость, как того и требовали традиции САС. И тем не менее, пребывание «Альфы Один Ноль» в Ираке началось очень плохо, и я был полон решимости, — ради людей, ради себя и ради Полка, — стереть из памяти такое нерешительное начало. Я хотел, чтобы мы стали лучшим боевым патрулем САС — и чтобы нас считали именно такими.

Это был всего лишь второй раз, когда я близко общался с Йорки, — и последний. Он показал себя крайне неохотным участником доразведки, проведенной перед налетом на объект «Виктор-2», когда мне пришлось отправить его обратно, тогда как остальные продолжили выдвижение. После инцидента в «Железном треугольнике» я больше не имел с ним дела. Однако даже такое короткое знакомство оставило очень неприятный привкус во рту — пусть и не настолько неприятный, как привкус, оставленный выдумками в его книге.

Зачистка «Железного треугольника» заняла у нас меньше трех дней, и поэтому нам приказали двигаться дальше на юг, чтобы осмотреть подобную систему вáди возле иракского города Ар-Рутбах, расположенного на шоссе, проходившем мимо «Виктора Два» и дальше на восток до Багдада, и лежавшего чуть южнее новой автомагистрали. Чтобы выйти в новый район операций, нам нужно было направиться на восток от временной базы, которую мы использовали в течение последних трех ночей, затем повернуть на юг, чтобы пересечь автостраду по тому же мосту, что и ранее, а затем двинуться дальше, чтобы организовать новую базу. Оттуда мы смогли бы осмотреть систему вади к западу от нас, вплоть до самого Ар-Рутбаха на северо-западе.

Я снова назначил «Серьезного» ответственным за переход через шоссе, напомнив ему, что если нас обнаружат на подходе, то мост станет идеальным местом для засады, когда мы будем выбираться из «Треугольника». Его рекогносцировка, казалось, длилась вечность, но когда в конце концов мы пересекли мост, я был уверен, что в радиусе пяти километров не осталось ни одной пустынной крысы, которую бы не заметил «Серьезный».

Как только мы благополучно пересекли автостраду, я сообщил в разведотдел о возможном ракетном объекте, который мы заметили на дальнем конце «Железного треугольника», предоставив штабу коалиционных сил решать вопрос о том, стоит ли союзным ВВС нанести туда визит. Я также высказал свое мнение, что мост, который мы только что пересекли, является еще одним объектом, достойным внимания нашей ударной авиации. Мои предложения, как мне сказали, были приняты к сведению.

Прошло уже целых две недели с момента нашей атаки на станцию наведения, и я обнаружил, что, как и большинство людей, просто жажду каких-то действий. Было трудно поверить, что передвижение на сотни километров в тылу врага может быть настолько унылым. Скука усиливалась тем, что наш новый район действий представлял собой почти сплошную равнину, с едва различимыми сухими руслами и небольшим количеством других природных или искусственных местных предметов. Из часа в час патрулирование на машинах, постоянное наблюдение за местонахождением или передвижениями противника, изматывало всех нас, а отсутствие каких-либо событий только усугубляло скуку. Однако на исходе первого дня мы наткнулись на искусственную насыпь, и я решил проверить теорию, которую вынашивал в голове уже несколько недель. Остановив