– Это мой племянник, Оливье. Вернее, внучатый племянник. Оливье Бонневиль. Ты с ним знакома?

– Да. Не совсем, но он… он думает, у меня есть одна вещь, которая принадлежит ему, и хочет отобрать ее.

– А она и правда у тебя?

– Она моя. Мой отец… Мне дал ее мой отец. Месье Бонневиль заблуждается, но доказать ему это не удастся.

– Да уж, такого упрямого мальчишку еще поискать. Его отец был неудачник и, судя по всему, плохо кончил. Оливье – мой родственник по материнской линии, но его мать тоже умерла. Он возлагает на меня известные надежды. Если бы не это, он бы обо мне и не вспомнил.

– А он сейчас в Смирне?

– Надеюсь, нет. Если приедет, я ему ничего о тебе не скажу, а если спросит прямо, солгу. Я это умею.

– Когда я была маленькой, я тоже хорошо умела, – призналась Лира, чувствуя, что от этого обещания княжны ей стало легче. – Но потом почему-то разучилась.

– Иди сюда, дорогая, и поцелуй меня, – сказала княжна, протягивая к ней руки.

Лира с радостью повиновалась. Сухие, как бумага, щеки княжны благоухали лавандой.

– Если все-таки отправишься в аль-Хан аль-Хазрак, – промолвила княжна, – и если там и вправду окажется разрушенный город, населенный деймонами, и если случайно встретишь там черного кота по имени Фануриос, скажи ему, что перед смертью я была бы рада еще разок с ним повидаться. Только пусть не откладывает надолго.

– Хорошо.

– Надеюсь, ты благополучно доберешься до цели и разгадаешь свою тайну. Тут, я подозреваю, не обошлось без молодого человека.

Лира моргнула. Должно быть, княжна имеет в виду Малкольма. Ну конечно, для нее-то он еще совсем молодой.

– Ну… – начала она. – Не совсем…

– Нет-нет-нет! Речь вовсе не о моем внучатом племяннике! – Княжна взмахнула рукой. – Если судьба снова приведет тебя в Смирну, непременно загляни ко мне, а не то мой призрак будет тебя преследовать.

Повернувшись к письменному столику с украшениями из золоченой бронзы, княжна достала из ящика лист бумаги и авторучку. С минуту она сосредоточенно писала, потом подула на лист, сложила его пополам и вручила Лире.

– Кто-то из этих людей наверняка поможет, – сказала она. – Ну что ж, прощай. Я очень тебе благодарна. Никогда не забуду того, что ты мне рассказала.

Лира вышла и тихонько закрыла за собой дверь. Дворецкий ждал в коридоре, чтобы проводить ее. Пройдя через сад и за ворота, она двинулась дальше, пока дом не скрылся из виду, а потом остановилась и прислонилась к стене, чтобы немного успокоиться.

Та фотограмма все же потрясла ее до глубины души – пожалуй, не меньше, чем если бы в гостиную вошел сам Бонневиль. Что-то в нем было пугающее, и то, что он оказался родственником княжны, слишком уж было похоже на некое предостережение от тайного содружества. Ей словно сказали: «Будь начеку! Никогда не знаешь, откуда он выскочит!»

Даже здесь, в Смирне, от него не укрыться.

Вечером того же дня Малкольм уже был в городе, отстоящем от Константинополя на добрых три сотни миль, – в центре разведения роз в древней римской провинции Пизидия. Там он должен был встретиться с английским журналистом по имени Брайан Паркер – зарубежным корреспондентом, специализирующимся на разведке. В свое время они познакомились по делам «Оукли-стрит». Малкольм немного рассказал ему о своем путешествии в Центральную Азию и о его причинах.

– Тогда вам непременно нужно пойти сегодня со мной на собрание, – тут же заявил Паркер. – Думаю, мы сможем показать вам кое-что интересное.

По дороге в театр, где должно было состояться мероприятие, Паркер объяснил, что выращивание роз и их переработка – важнейшая часть местной экономики. И сейчас им как раз грозит небывалая опасность.

– И в чем же она? – полюбопытствовал Малкольм, входя вслед за ним в старое здание театра.

– В каких-то людях. Никто не знает толком, откуда они. Называют их просто «люди с гор». Они жгут розовые сады, нападают на садовников, громят фабрики… Власти, кажется, ничего не в состоянии с этим сделать.

Зал уже был заполнен, но им все-таки удалось найти пару свободных мест в задних рядах. Здесь собрались в основном респектабельные мужчины средних лет и старше, в костюмах и при галстуках. Малкольм решил, что это, видимо, владельцы розовых плантаций. Было и несколько женщин с загорелыми лицами. Паркер сказал, что эта отрасль весьма консервативна, и рабочие разного пола играют в ней совершенно разные роли. Возможно, женщины собирали цветы, тогда как мужчины дистиллировали розовую воду и производили масло. Еще в зале присутствовали городские жители, и среди них наверняка были местные журналисты и политики.

По сцене сновали люди – вешали большую растяжку с названием торговой ассоциации. Паркер сказал, что она выступила спонсором встречи.

Вскоре все места оказались заняты: люди стояли даже у задней стены и по бокам, вдоль рядов. Толпа собралась такая, что это нарушало все правила пожарной безопасности, но, возможно, тут люди относились к таким вещам гораздо спокойнее. Зато у каждого входа стояли вооруженные полицейские, явно чувствовавшие себя не в своей тарелке, – так, по крайней мере, показалось Малкольму. Если начнутся беспорядки, подумал он, запросто может пострадать много народу.

Наконец организаторы решили, что пора начинать. На сцену поднялось несколько мужчин в костюмах, с чемоданчиками и толстыми папками в руках. Публика их, видимо, узнала – по крайней мере, некоторых – и встретила аплодисментами и приветственными возгласами. Четверо расселись за столом, пятый встал за кафедрой и начал говорить, но микрофон тут же завыл, он отшатнулся и постучал по нему пальцем. К нему подскочил техник, чтобы устранить неполадки. Малкольм с интересом наблюдал за происходящим, незаметно озираясь по сторонам, и заметил одну любопытную вещь. Когда оратор снова заговорил, вооруженная полиция успела испариться. Только что у каждого из шести выходов дежурило по человеку, а теперь не осталось ни одного.

Паркер тем временем коротко переводил то, что говорили со сцены.

– Привет всем… кризис в индустрии… вскоре услышите доклад представителей каждого из регионов, где разводят розы. Так, сейчас он зачитывает цифры… Не самый лучший оратор, если честно. В целом производство в упадке, оборот снизился. Теперь он представляет первого спикера. Это садовник из Бариса.

Следующий оратор переместился из-за стола на кафедру, и в зале раздались не самые дружные аплодисменты. Если у его коллеги манера вещать была бюрократическая, а тембр – совершенно усыпляющий, то этот пожилой джентльмен сразу же заговорил с большой страстью и силой.

– Он рассказывает, что случилось у него на фабрике, – переводил Паркер. – Рано утром туда ворвались какие-то люди с гор, согнали всех рабочих вместе и заставили, угрожая оружием, поджечь фабрику, поливая огонь драгоценным маслом. Затем приволокли бульдозер, перекопали сады до последнего уголка и залили почву отравой… – не знаю, какой… – чтобы там больше никогда ничего не росло. Смотрите, он плачет! Этот сад принадлежал еще его прапрапрадеду. Вся семья заботилась о розах больше ста лет. Его дети там работали и еще тридцать восемь человек рабочих.