Итак, склонившись перед общественным мнением, королева взялась с большим рвением восстанавливать законность и порядок в стране. На протяжении последующих двух лет она многократно направляла чрезвычайных уполномоченных к своим окружным судьям, чтобы помочь им внедрить новые установления. Она также приказала шерифам запретить сборища вооруженных людей. Изабелла знала, что режиму, не способному навести порядок, грозит падение; народ Англии, пережив многие годы беззакония и смут, обязательно будет благодарен тем, кто восстановит правосудие и мир. В этом снова проявилось ее понимание важности работы с общественным мнением, а ее законодательная деятельность, видимо, была направлена на то, чтобы уравновесить катастрофические последствия Нортхэмптонского договора.

К сожалению, несмотря на все приказы и красивые слова королевы, через полгода раздались жалобы, что новые установления не соблюдаются — хотя винить в этом одну Изабеллу, пожалуй, не стоит. Однако, как мы увидим, она сама подрывала основания своих нововведений, откровенно нарушая их.

* * *

До того, как 14 мая завершилась сессия Парламента, король дважды поднимал вопрос о том, чтобы в течение года выделить своей жене земельный удел и годовую ренту в 15 000 фунтов. На что он рассчитывал, непонятно: осуществить это намерение было проблематично, поскольку финансы короны находились в бедственном состоянии.

Значительно важнее было заявление королевы-матери о том, что она поддерживает претензии сына на французский престол. Ее решимость вызвала восторженную реакцию у Эдуарда III. Кроме того, это решение льстило английскому народу, чье чувство национального достоинства было задето миром с Шотландией. Королева незадолго до того уже побудила Эдуарда написать папе, что его мать не может наследовать французский престол, «так как королевство Франция слишком велико, чтобы женщина, в силу слабости ее пола, могла его удержать» — но он сам желает объявить себя ближайшим родственником Карла IV по мужской линии. Изабелла наверняка понимала, что если бы она выдвинула собственную кандидатуру, то дочерей ее братьев сочли бы имеющими больше прав.

16 мая епископы Орлитон и Нортберг были направлены во Францию, чтобы официально заявить о претензиях Эдуарда III на место короля. Орлитон доказывал, что Изабелла могла законно передать свое право сыну: не было еще случаев, чтобы корона переходила к женщине, а потому никто никогда и не лишал женщин права на корону! С другой стороны, если всякое феодальное владение во Франции могут наследовать женщины, почему нельзя наследовать владения короны?

Но нельзя было также отрицать, что мужчина тридцати пяти лет от роду, с опытом государственного управления, намного более предпочтителен, чем пятнадцатилетний подросток, состоящий под опекой матери и ее любовника — и двенадцать пэров Франции, осведомленных о сомнительных личных делах Изабеллы, категорически не желая видеть английского короля на престоле Франции, «начисто отказали» Эдуарду, настаивая, что благородство престола Франции «столь велико, что он не должен даже по наследству переходить в руки женщины». Попытки Изабеллы заручиться поддержкой гасконского дворянства тоже не принесли плодов. Французские вельможи добились своего и 29 мая короновали Филиппа VI.

* * *

Разъяренная Изабелла, не оставив мысли о защите претензий сына, не имела, однако, возможности прибегнуть к военной силе, а потому сосредоточилась на подрыве позиций Филиппа и поиске союзников против того, кого впоследствии называла презрительно «король-найденыш», — этим прозвищем наградили его враги-фламандцы. Она принялась укреплять дружбу с соседями Франции — Брабантом, Гельдерном, Брюгге[130], Наваррой и Кастилией, и 21 мая начала переговоры о женитьбе своего младшего сына Джона, которому было около двенадцати лет, на дочери кастильца, правителя Бискайи[131].[132]

* * *

24 мая Эдуард III прибыл в Уорвик, где его приветствовал Ланкастер, явившийся, чтобы обсудить возможные стратегические комбинации для войны с Францией.

Изабелла, вероятно, сопровождала Мортимера в Херефорд, на двойную свадьбу его дочерей, Джоан и Кэтрин, с Джеймсом, наследником Одли, и Томасом де Бошаном, наследником Уорвика, соответственно. Свадьба состоялась 31 мая. После этого Мортимер повез свою жену обратно в Ладлоу. За прошедшие годы он редко встречался с леди Джоан, и, похоже, между ними возникло определенное отчуждение, хотя муж продолжал время от времени присылать ей в подарок книги, и ее герб все еще гравировали на его столовом серебре.

Перемещения Изабеллы за этот период не зафиксированы, поэтому мы можем предположить, что она присутствовала на свадьбе, так как 10 июня находилась поблизости, в Вустере. Если так, то, вероятно, именно в те дни она гостила у Мортимера в Ладлоу — либо в роскошном новом здании, примыкающем к большому залу, которое было построено до 1320 года, либо в летнем дворце постройки конца XIII века, по другую сторону большого зала.

Замок Ладлоу попал в руки Мортимера благодаря женитьбе на Джоан де Генвиль. Построенный в XII веке, он занимал удобное положение высоко над рекой Тим. Первоначально он был просто крепостью в области Марки, а затем превратился в жилище дворцового типа, со всеми доступными тогда удобствами. Мортимер мог показать Изабелле часовню, которую он велел выстроить на внешнем дворе замка в память святого Петра «ad Vincula», в благодарность за побег из Тауэра, который он совершил в день этого святого в 1323 году. Как отреагировала леди Мортимер на приезд королевы в ее дом, можно только догадываться.

Из Уорвика молодые король и королева намеревались гуляючи проехаться на юг до Вудстока, которому предстояло стать одной из любимейших резиденций Филиппы. Эта поездка представляла собой тактичную уловку, чтобы избежать участия в приготовлениях к свадьбе семилетней сестрицы Эдуарда, Джоан, с Дэвидом Брюсом, которыми теперь усердно занималась Изабелла. Эдуард не желал иметь ничего общего с этой затеей и уже заявил прилюдно, что своего благословения на этот брак не даст и на свадьбе присутствовать не будет. Вместо этого он хотел остаться с Филиппой в Вудстоке. Этот редкий акт открытого недовольства свидетельствует о том, как сильно ему не нравился заключенный мир. Изабелла пыталась его переубедить, даже обещала устроить копейное состязание в Бервике, но Эдуард был непоколебим, и она не стала дальше настаивать.