– Даже в том случае, когда твои противники – Безымянные?

– Я бы не называл Богов Судьбы противниками. Если бы я был для них сколь-либо серьезной помехой, то уже давно был бы нейтрализован. Ведь, по-моему, принцип Безымянных состоит именно в уничтожении угрозы до ее возникновения. Так?

– Примерно, – кивнул тот. – И все же: чего бы ты пожелал, если бы у тебя оказался выбор?

– Ничего, – криво усмехнулся Инеррен, зная, что удар может последовать и без предупреждения.

– Если ты не желаешь ничего, значит, ты мертв.

О да, человек не успокаивается в своих желаниях до самой своей смерти. Но никто никогда не исследовал, как изменяются его взгляды ПОСЛЕ этого.

– Я мертв. – Усмешка чародея стала только шире. – Значит, Безымянные беспокоятся из-за мертвеца?

– Я не из Богов Судьбы, Инеррен, – поправил собеседник.

– Прошу прощения, если чем-то оскорбил тебя, – слегка поклонился Инеррен, – однако трудно правильно разговаривать с тем, кого не знаешь даже по имени.

Человек в черном плаще слабо улыбнулся.

– Имя мое не из тех, которые заставили бы тебя чувствовать себя спокойно и разговаривать открыто. Если ты не знаешь его, оно тебе все равно ничего не скажет; если знаешь – ничего не скажешь ты.

– И все-таки?

– Меня зовут Воланд.

– Не слышал, – покачал головой чародей, – тут ты прав. Интересно, как может имя заставить кого-либо замолчать? Воланд…

У горла Инеррена оказались сразу три клинка – смертельные удары остановила теневая оболочка.

– Обращайся к мессиру по титулу, – прошипел бледнокожий на темном наречии.

Скованный по рукам и ногам, Роджер не терял надежды. Спикарт не мог сейчас помочь ему, так как Джелерак заблокировал всю внешнюю магию, заключив Роджера в комнате из голубого кристалла. В Теневых Королевствах этот минерал, некогда обнаруженный компаньонкой принцессы Дары по Искусству, леди Ясрой, именовался траголитом, а известен был в основном тем, что в вырезанной в нем пещере в различное время находились в заточении многие известные личности. В частности, Мерлин, нынешний Король Хаоса.

Но оставалось еще кое-что. То, что Джелерак даже в своем нынешнем состоянии, как никогда близком к божественному, никак не мог знать. Потому что известно это было лишь Роджеру и его двойнику.

Они знали, что бывшему черному магу не избежать своей судьбы. И только одно занимало сейчас Роджера: как бы дожить до того момента. Поэтому он не сопротивлялся, когда обосновавшийся в Бессмертном Замке Джелерак взял его в заложники, приняв за посланника или разведчика тех сил, с которыми сейчас вел Игру.

Допрос не дал никаких результатов. Роджер имел некоторое представление о том, что интересовало черного мага, но его ответы были совсем не того уровня, который нужен был Джелераку. И тот, будучи не в состоянии понять, почему пленник говорит чистую правду, а он не может свести все слова воедино, вынужден был предоставить Роджеру довольно длительный отдых. Тактика штурма не помогла, поэтому Джелерак начал применять технику измора. В буквальном смысле этого слова.

Роджер видел и пережил многое. И это испытание не могло заставить его подчиниться. Тем более, когда время играло на его стороне, а не помогало противнику. И он спокойно ожидал, одновременно подбирая все новые варианты развития событий.

Но были и такие факторы, каких не знал Роджер. Факторы, которые могли опровергнуть все его построения и исказить конечный результат. Факторы, которые не подчинялись вообще никаким расчетам.

Они говорили долго. Рэйден не имел друзей, у него были лишь соратники и союзники. А на войне, которую он вел уже давно, стороны так часто менялись местами, что вчерашний соратник завтра мог запросто стать врагом. Естественно, ни о каком доверии и речи быть не могло.

А ведь подчас просто необходимо кому-то доверять. И здесь Рамирес был незаменим, поскольку не имел ни малейшего отношения к битвам Безымянных. Никогда.

Битвам? Или Играм?

Да какая разница. Война – та же игра, а количество жертв зависит только от искусства игроков. Недаром один полководец древности сказал: высочайшее искусство состоит не в том, чтобы одержать тысячу побед в тысяче схваток, а в том, чтобы выиграть битву еще до ее начала, – таким образом, сделав сражение ненужным.

Там, где сталкиваются два одинаковых искусства, легко найти победителя. Но что, если эти искусства различны?

Говорят, будто есть лишь одно Искусство. Оно имеет великое множество различных граней, массу подвидов – однако все они суть одно целое. Говорят, будто есть лишь одна Сила, у которой проявлений больше, чем существует названий для них, – и тем не менее Сила эта едина. Говорят, будто есть лишь одна Власть, и ей подчиняются все и вся… И вообще, говорят, будто есть лишь одна реальность. А все остальное – творение фантазии и существует только в воображении.

Последнее замечание немало забавляет тех, кого называют «творениями фантазии». Существуют они в чьем-либо воображении или нет, им нет дела до этого. То, что реально для них, другой может назвать призрачным; но и это не важно. Ощущения реальны всегда, кому бы они ни принадлежали.

– Возможно, – задумчиво сказал Рамирес, разглаживая усы, – это Искусство, эта Сила и эта Власть – суть также единое целое. И имя ему – фантазия. А у фантазии, как известно, нет пределов и ограничений.

Железные копыта Блэка гулко стучали по цветному мрамору пола и отдавались эхом в пустых залах. Дилвиш мрачно смотрел по сторонам и вспоминал, как он в прошлый раз оказался в этих нелицеприятных местах.

Дома Боли… Управляемый всеми Лордами-Демонами поочередно отдел Преисподней, самый ответственный и самый почетный. Собственно, его и принимают за весь ад в целом – хотя Преисподняя имеет в сотню раз больше подобных мест, которые просто не предназначены для смертных, даже уже умерших.

Блэк прошел еще несколько галерей и остановился у большой арки.

– Здесь. Входи, я за тобой.

Пожав плечами, Дилвиш шагнул во Врата.

Чьи-то цепкие щупальца веревками обвились вокруг него, прижимая руки к туловищу. А свистящий голос, высота которого менялась после каждого слова, проговорил на темном наречии:

– Неужели? Маленький Дилвиш снова с нами!

Тэл Талионис… Узники Домов Боли называли его Палачом, и вовсе не из-за основного занятия. Подобную роль играли здесь практически все демоны, однако Тэл Талионис находил в этом свое призвание и работал соответственно.

Дилвиш стиснул зубы, отсекая боль от сознания. Мог ли Блэк предать? Странный вопрос. Мог, конечно, но к чему?

Железное копыто высекло искры из гранитной стены, оборвав логические построения Дилвиша.

– Он со мной, Тэл Талионис, – сказал Блэк. – Отпусти его.